Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ого… — бормочет Платон, но я не смотрю на него. Только на Кристину.
Жадно ищу отклик своим словам в ее лице.
Кристина молчит, опускает ресницы, стаскивает с головы полотенце, и волосы, пусть даже мокрые, но совершенно не чёрные, а русые, падают тяжелой волной ниже плеч.
Она необыкновенно хороша собой, она такая красивая. И в этот момент ещё и настолько потерянная, обиженная, несчастная, что мне хочется прекратить это, забыть про проверку и прочее, потому что это неправильно. Бесчеловечно так себя вести с девушкой, настолько чистой, так доверившейся мне. Тварью себя чувствую сейчас, мерзавцем.
И в то же время… Если это все же Морковка…
То чем я такое заслужил?
Где, в какой момент я так оскорбил её, так унизил её, что она мне принялась изощренно мстить?
— Кристина, что происходит? — растерянно спрашивает Платон.
Парень полезет сестру защищать, поэтому я делаю всё быстро. Делаю широкий шаг к Кристине и задираю рывком тонкий халатик до талии.
Под ним нет трусиков. Упругая красивая попка, поразившая своей белизной, гладкостью ослепившая. А над правой ягодицей — родинка. Приметная. Знакомая!
Накрывает меня знатно в этот момент, настолько, что не сразу понимаю, что Платон меня толкает прочь от сестры.
И, не сумев сдвинуть с места, бьет.
Едва успеваю увернуться, чисто на автомате, и пропустить парня к стене, придержав его, впрочем, чуть-чуть, чтоб не обрадовал лбом штукатурку.
Кристина вскрикивает, рвется из моих лап, оставляя кусочек халатика в скрюченных от шока пальцах, пытается влезть между нами, потому что Платон разъярен и не хочет успокаиваться.
— Ты охуел, что ли?! — орет он на меня, пытаясь прорваться из-за спины сестры.
Я выставляю руки вперёд, сам пячусь к двери. И смотрю в залитые слезами глаза Кристины. Морковки. Морковки, блять! Какого хера? Какого???
— Какого чёрта, Крис?! — не выдерживаю я и ору на всю их квартиру. — Что я тебе сделал?! Зачем ты так со мной играла?! Ответь, долбаная Морковка!
От моего напряжённого сорванного голоса, брат с сестрой замолкают и замирают.
— Подонок, — наконец, выдыхает тихо Кристина, не переставая плакать, — подонок… Как тебе секс с Морковкой? А? Собирался мне сказать? Или… Собирался продолжать все в том же духе?
— Лучшая защита — нападение, да, Морковка? — усмехаюсь я горько, прислоняясь к входной двери и не сводя взгляда с зареванного личика Кристины. Надо же, горе прямо у нее… Охренеть теперь!
— Не понял… — Платон сжимает кулаки снова, двигается ко мне, — ты ей изменял, что ли?
— Ага, блять… — выдыхаю я, — с ней же самой, прикинь?
— Не понял… — Платон смотрит на Кристину, — Крис, чего он несет? — Ты свою сестру не знаешь, — смеюсь я, и смех мой больше на воронье карканье походит, самому жутковато даже. — Ты не знаешь, чем твоя сестрёнка занимается! Дома она сидит! Три раза ха-ха! Ходит по ночным клубам в масках, боссов соблазняет! Да, Крис? Зачем, а? Поиграть захотелось? Экшена в жизни не хватает?
— Это не так, — тихо говорит Кристина, обнимает себя, словно холодно ей, и Платон тут же кладет свои лапы ей на плечи, а меня дико триггерит эта картина. Хотя бы потому, что это мои ладони должны быть на ее плечах! Мои! — Не надо во множественном числе. Я влюбилась в тебя. Сразу, как устроилась на работу… — она вздыхает, усмехается устало, словно разом поникнув, потерявшись, — Так боялась показаться навязчивой… Да и не умею я этого всего… А ты — холодный, отстранённый, никогда не замечал…
Слёзы каплями застывают на её длинных ресницах, а потом скатываются по розовым щекам.
Будь я неладен. Да нет мне прощения. Ей же всё надо простить. Не могла она… И влюбилась.
— На корпоративе я подошла сама, — продолжает Крис, судорожно вздыхая, — подумала, что ты просто напряжённый, не замечаешь меня, но вот ты расслабился, и у нас всё получится. И у нас получилось… Я была так счастлива! Так счастлива! Очень пьяна и очень счастлива! А ты…
— Крис, не плачь, — утешительно бормочет Платон, обнимая ее. А я хочу его оттолкнуть. И сам обнять плачущую девушку. В этот момент почему-то плевать на обман, на то, что за нос водила, столько нервов мне помотала.
Не могу на это смотреть. Моя Морковка, моё солнышко. Плачет!
— Все, не буду больше, — говорит Кристина брату, складывает руки на груди и смотрит на меня в упор. — Игорь, тебе было плохо? Тогда, после корпоратива?
— Нет, мне было хорошо, — хрипло отвечаю я, в горле пересыхает.
— А на следующий день, что было?
— Я хрена не помню, что было на следующий день. Я перебрал.
— Хорошо. Что было через три дня?
— Работа, работа…
— Не ври мне! — выкрикивает она. — Была Эммануэль, за которой ты ухлёстывал у меня на глазах! Которую ты в своём кабинете… Пошёл вон, урод! Я тебя ненавижу! Убирайся! Мне так больно было!
— Крис! — пытается остановить сестру Платон, но она, внезапно вывернувшись из его ладоней, хватает стоящую в углу швабру и швыряет в меня.
Я форму, видимо, ещё не до конца растерял, потому уворачиваюсь от грозного оружия мести разгневанной девушки.
— Я думал Морковка — это она! — пытаюсь возражать я. — Ты мне не могла сказать? Какого хера устроила?
— Откуда я могла знать, что ты настолько… Нажрался, что не узнал меня? — кричит она разъяренно, — я думала, что ты… Что ты… Просто тварь! Я тебя ненавидела! И ненавижу! Ненавижу!
— Да откуда я мог знать? Ты не сняла маску! И молчала все время! Только во время секса…
— Эй, давайте без подробностей, — вклинивается Платон.
— Могла бы просто подойти, — продолжаю я, уворачиваясь от очередного снаряда, метко пущенного разъяренной Кристиной, кажется, кроссовка Платона, судя по размеру лыжи, — просто! Подойти!
— Я крутилась возле тебя, ты ни разу не посмотрел!
— Да я занят был все время! И потом… Ты такая неприступная все время… А я начальник. Харрасмент, не слышала?
— Я сказала убирайся, подонок!
— Игорь, уходи, — Платон выходит вперёд.
Я торможу, прикидывая, как дальше поступать. У меня вопросов-то к ней полно, хотя на все будет один ответ: обиженная женщина творит дичь. Так бывает…
И смысла сейчас что-то доказывать нет.
Поворачиваюсь, иду к двери, но на полпути срываюсь и делаю шаг обратно, пытаясь достучаться до горько и безутешно плачущей Кристины:
— Я работал! Я не знал! Нельзя так, Кристина!
Она рыдает еще громче, и Платон выталкивает меня на площадку из квартиры. Глаза напуганные, за спиной