Он спал молодым глубоким сном. Ветер через опущенное стекло проникал в кабину. Солдат дышал во сне ровно и спокойно. Он, конечно, не видел, потому что спящий не видит, как мимо него, впрочем, легко и почти бесшумно, проскользнула в темноте фигура мужчины. Мужчина открыл калитку у дома директора совхоза, прошел через нее и, обернувшись и закрыв ее за собой, пошел по дорожке к беседке.

Директор и подполковник осуществили свое намерение выпить за танковые войска сразу после того, как оно было высказано. Закусить они не успели, поскольку в беседку спокойно, как будто так и надо, не спрашиваясь, вошел мужик, директору совхоза незнакомый, и сел на лавке напротив подполковника с краю, хотя никто сесть его за стол не приглашал.

– Ты что здесь делаешь? – спросил директор совхоза. – Ты кто такой?

Мужик молчал, как будто не зная, что сказать. Подполковник смотрел на директора вопросительно. Мужика вышвырнули бы из-за стола еще до того, как он за него сел, если бы не одно обстоятельство. Было совершенно очевидно, что мужик считает свое появление абсолютно естественным, не видит в нем ничего странного. И это было настолько дико, что возникала мысль, прежде чем мужика выкинуть за калитку, все-таки у него выяснить, какого хрена он сюда пришел и что ему нужно. Было видно, что мужик не пьяный и не сумасшедший.

– Чего тебе надо? – еще раз спросил директор.

– Я пришел подполковнику спасибо сказать. За значок, – сказал мужик глуховатым голосом.

Директор совхоза посмотрел на него тяжелым взглядом, потом, мотнув в его сторону головой, сказал подполковнику:

– Видал?

Подполковник довольно пристально всматривался в мужика и, слегка растягивая слова, спросил:

– Что, понравился значок?

Ни слова не говоря, мужик раскрыл перед ними ладонь, на которой лежал значок.

– Так что, – продолжал подполковник, – значок-то ничего?

– А вы танкист? – спросил мужик.

– А ты что, не видишь петлицы? – спросил подполковник.

– Я вам спасибо пришел сказать, – сказал мужик.

– Да нет, – сказал подполковник, так же пристально глядя ему в глаза, – это тебе спасибо. Ты мне солдата спас.

– Так это ты, что ли? – догадался наконец директор. – Вот ты какой! Ты чего на людей кидаешься? Нинку Петрову правда ты убил?

– Я, – глухо сказал мужик.

– Ах ты сука! – выругался директор совхоза.

– Я не сука, – отозвался мужик, – я волк, я должен кровь пить, я зверюга. Только я больше людей не убиваю.

– Какой ты добрый! – прищурился директор.

– Я не хочу, чтоб на меня облаву устраивали, – сказал Фролов.

– Это правильно, облава тебе ни к чему! Так, может, тебя сразу пристрелить, если ты зверюга? – сказал подполковник. – На всякий случай?

– А вдруг меня нельзя пристрелить? Я ж вообще-то неживой, а вдруг еще хуже будет? – отозвался мужик. – Придет кто-то вместо меня…

– У меня пистолет на поясе, и он заряжен, не беспокойся, – предупредил подполковник.

– И вы не волнуйтесь, я танкиста не трону никогда, – заверил Фролов.

– Спасибо, что успокоил, – отозвался подполковник.

Он смотрел на мужика прямо, просто, как-то пытливо, без тени страха.

– Нет, это хренотень какая-то, – сказал тут директор совхоза. – Ты и на Фролова вообще не похож. Тебе больше сорока не дашь. Фролов-то старше тебя лет на двадцать. Что ты нам голову дуришь?

– Я – Фролов, – подтвердил тот. – А почему у меня внешность такая, я не знаю. Это все само получилось, меня ж не спрашивал никто.

– Да, может, ты жулик какой-то ненормальный? – предположил директор.

– Если я жулик, куда я днем деваюсь? – удивился Фролов. – Жулики и днем тоже живут.

– А кто тебя знает, куда ты деваешься! – сказал директор.

– Товарищ директор, можете не верить, мне так даже лучше, – заверил Фролов. – Вот вы были на войне, а товарищ подполковник не был. Но он танкист, а у меня с танкистом случай был. Нашу батарею разбомбили, немцы в атаку идут, восемь танков. У нас ничего, ни одной целой пушки. Пехота вперед ушла – прикрыть нас некому. Ну, я с жизнью попрощался, смотрю в бинокль, жду, что будет. Тут на пригорок въезжает тридцатьчетверка. И прямо с ходу по головному танку лупит из пушки. Положил снаряд прямо под башню, башню оторвало к ебеней матери. Тут еще две тридцатьчетверки въехали и с ходу пошли на немцев – в лоб. Еще два немецких танка загорелось – и один наш. Я смотрю: танкист из него выпрыгнул, вроде раненый. Нам особо некогда смотреть. Мы по пехоте огонь ведем. Ну, спасли нас танкисты. Я к ручью спустился вниз, а танкист лежит весь обгоревший, видно, что умирает. А над ним какой-то капитан сидит – откуда он взялся, непонятно. И вроде в шею его целует. Я глаза протираю, глазам не верю. Капитан голову поднял, а у него все лицо в крови, и рот в крови, и зубы в крови, а глаза как у пьяного. Тут снаряд прилетел, взрывом меня оглушило, я в себя пришел, смотрю: капитану голову оторвало осколком, а танкист как лежал, так и лежит, только видно, что уже мертвый. Я тогда уже успел привыкнуть на войне, и мне так сильно страшно не было. Но этот капитан, я понял, у танкиста кровь пил, это было страшно! Я с тех пор к танкистам по-особенному отношусь, они нас спасли в том бою. А капитана этого, которому голову оторвало, я потом опять видел. Вполне вроде бы живого. Стал я думать, как он себе голову назад приклеил. И вот до сих пор и думаю, придумать ничего не могу.

– А ты бы написал про него в НКВД, – сказал подполковник.

– Да в том-то и дело, – почти крикнул Фролов, – я его видел с оторванной головой, какой НКВД?

– А ты не обознался? – спросил подполковник.

– Нет, не обознался, – мрачно отозвался Фролов. – Я его и сейчас бы узнал. Я б его, гада, собственными руками придушил за того танкиста. Но как его придушишь, если он себе оторванную голову назад приклеивает?

Помолчали.

– Как ты мог воевать, если ты моложе меня? – не верил подполковник.

– Я двадцать третьего года рождения, – ответил Фролов.

– Иди ты… – не поверил подполковник.

– Подожди. – Директор вдруг как-то даже подался вперед. – Фролов был ранен, у него на спине шрам был от осколка. А ну-ка повернись спиной и рубашку задери.

Фролов послушно повернулся спиной, сев на лавку верхом и задрав рубашку. В свете лампы на спине Фролова под правой лопаткой был очень отчетливо виден рубец, довольно длинный.

– Ну что, – спросил Фролов, – есть или нет? А то я сам не проверял.

– Ну есть, – негромко сказал директор.

– Значит, я правильно все чувствую, – отозвался Фролов.

– Охренеть, – подвел итог подполковник, он смотрел на Фролова с новым любопытством.