Участковый огляделся вокруг. Перед беседкой стояла большая парковая скамейка с каркасом из литого чугуна. Он подошел, поплевал на руки, взялся за край и попробовал ее поднять. Ему, правда, удалось слегка оторвать скамейку от земли, но она оказалась до того тяжелой, что участковый тут же опустил ее обратно. Ему стало неудобно, он огляделся, не видел ли кто? Но никого не было, и он сел на эту страшно тяжелую скамейку.

Он думал, что Иевлева давно уснула, потому что составление протокола заняло все-таки какое-то время. Мысли все время возвращались к ней. Наверное, он будет приезжать в город, видеть ее, потом это чувство на расстоянии начнет ослабевать, он будет приезжать все реже. Как-то все это успокоится. И жизнь пойдет своим чередом.

Он встал со скамейки. И тогда это случилось.

Посреди хорошо знакомого ему уютного больничного дворика, в нескольких шагах от двери, ведущей в здание, совершенно без всякой причины ему вдруг стало настолько страшно, что буквально мороз пошел по коже. Дыхание перехватило. Сердце забилось так, что его было слышно в ушах. Он хотел оглянуться, но оглянуться было страшно. Он все-таки оглянулся. За спиной не было ничего, что могло бы внушать страх, вообще ничего такого вокруг не было. Но ощущение было такое, как будто за ним стоял аллигатор с открытой пастью. Ноги приросли к земле, он не мог сделать ни шагу. Он старался сопротивляться этому ужасу, пытался взять себя в руки, но ужас как раз таки и заключался в том, что для него не было никакой видимой причины. Участковый еще раз оглянулся и опять не увидел за спиной ничего необычного.

И вдруг все кончилось. Страх прошел так же внезапно, как и возник. Не хотелось ничего, даже курить не хотелось. «Сходим с ума понемногу, – подумал участковый, – незаметненько так. На виду у медицины. Тихонько сходим с ума».

Он все-таки достал сигарету, закурил и, с удовольствием затянувшись, пустил дым.