рук. Он только недоверчиво приподнял одну бровь.

— Что ты собралась с ними делать?

— Помыть, — несколько растерянно отозвалась Вика.

— Ага, то есть мне не показалось, и ты впрямь поверила, что я снял квартиру без посудомойки? Ох, Синицына. Выбирайся ты из позапрошлого века, тут много чего интересного изобрели.

Вика почувствовала себя совершенно беспомощной — в чужом доме, не понятно зачем (хотя Макс заметно повеселел, но возможно, дело было в вине), не понятно на каких правах. А он ещё и подтрунивает. Она бросила взгляд на часы — уже полночь. Что-то менять поздно, осталось смириться и напомнить себе, что по крайней мере Макс жив и не хватается за сердце.

— Я лягу на диване, — сообщил Макс, расставляя тарелки торцом в посудомоечной машине. — Наверху. Если ты не возражаешь.

— Лучше я, — мгновенно перечила Вика. — Хочу побыть одна.

— Эх ты, дитя лишений, — поддел ее Макс, но дальнейший спор прервался звонком его телефона. — Ого, начальство, — удивился он и выразительно взглянул на оставшуюся на столе посуду.

— Я закончу, — кивнула Вика.

Она слышала, как Макс прошёл босыми ногами к окну, попутно отвечая в трубку:

— Да, Андрей Евгеньевич, сейчас проверю, куда деньги уходят и послежу за ними. Много не выведут, там лимиты смешные стоят, а так можем за руку схватить. Антохе дам задание найти дыру и заткнуть на будущее, хотя, сдаётся мне, нелёгкое это будет дело, мы и так все атаки на корню рубим. Хорошо. Спасибо. Да, вам тоже.

Вика, вытирая руки полотенцем, зашла в зону спальни, когда телефон скользнул по голому плечу Макса и с глухим хлопком приземлился на клетчатое покрывало. Макс дотянулся до ноутбука на прикроватном столике и, расположившись спиной к Вике, хмуро забарабанил по клавишам.

— Извини, — буркнул он, обозначив ее присутствие. — Кто-то пытается меня нагнуть. А я это очень не люблю.

— Я думала, у тебя все под контролем, — Вика присела в метре от него, разглядывая рельеф Максовых позвонков и лопаток.

— И это после всего, что ты обо мне узнала? — Макс благодушно рассмеялся. — Не бойся, если я облажаюсь, мне открутят голову, а у меня иные планы на жизнь. Далеко идущие.

Он осекся, не договорив. Задумался. Помрачнел. А Вика разглядывала его, как впервые. Он заметно осунулся, скулы стали острее, кадык нервно ходил вверх-вниз, но глаза — глаза оставались непримиримо холодными, и этим они с женой по-прежнему были схожи. Вика сама не знала, зачем, но протянула руку и провела ладонью вдоль позвоночника. Макс вздрогнул, а у Вики по рукам пошли мурашки.

— Вика, скажи честно, ты добить меня хочешь? — спросил он, отставив ноутбук в сторону, и обернулся.

— Нет, наоборот, — шепотом ответила Вика.

Стены закружились, затанцевала малочисленная мебель. Что произошло? Вика отдернула руку и обхватила себя за плечи, будто пыталась связать и никогда больше не приближаться к Максу. К Максу, которого она все-таки спасла.

Указательным и средним пальцами он дотянулся до ее уха и обвел едва ощутимым движением. Вика вздрогнула так, будто за спиной взорвалась бомба. Максу ее реакция понравилась — он мягко усмехнулся, но руки не убрал. Правда, к его чести, дал время отдышаться.

— Ты волнуешься, — заметил он, как будто походя. — Это приятно.

Вика задохнулась. Поезд, в последний вагон которого она на ходу запрыгнула, скрежетал, сойдя с накатанных рельсов. Пережитая ревность — а ведь это была она — обратилась чудовищем, и оно изо всех сил когтистыми лапами прокладывало путь из груди наружу.

— Я обещал, — Макс убрал руку от ее лица, но бесы в его глазах уже пустились в ритуальную пляску, запалив огонь. — И обещание сдержу.

— Не надо, — Вика сама не заметила, как взяла его лицо в ладони, большими пальцами обведя скулы.

— Ты меня убиваешь, — признался Макс. — И лечишь. И я не знаю, что больше.

Вика зацепилась за его горячие плечи, напомнившие раскаленную на солнце гальку, и подалась вперед, но он ловко подхватил ее под лопатки и опрокинул на спину, нависнув сверху и придавив к кровати ее запястья.

— Меня дважды просить не надо, — недобро усмехнулся Макс. — Тем более тебе.

«Я заслужила, — убеждала себя Вика, чувствуя, как лихорадка охватывает тело, как сгорают баррикады, через которые никто не должен был перейти. — Я заслужила его».

От него пахло вином, хлебом и сталью. Вика прижалась к нему грудью и почувствовала быстрый, сбивчивый, как ее собственный шепот, стук сердца. Одежда чувствовалась, как путы, как смирительная рубашка, свободы, свободы, только и всего. Поцелуи, как стрельба вслепую, приходились куда попало — в плечи, шею, грудь. И Вика подставлялась под эти пули с радостью, с удовольствием, и крылья были уже ни к чему — некуда лететь.

Только падать.

Глава четырнадцатая

В темноте Вика чувствовала себя увереннее — бесконечный день подходил к концу и Макс, очевидно, был повержен. Он положил голову ей на живот, курил, выпуская сизые змейки дыма к потолку. Викина расслабленная рука покоилась у него на груди, словно страж на последнем рубеже. И то невозможное счастье, которым заволокло глаза и затопило горло, бурлило внутри, ища выхода в словах.

— Я раньше ненавидела сигаретный дым, — протянула она, провожая взглядом неведомых призрачных чудовищ, уплывавших в темноту с дыханием Макса. — Но у тебя красиво получается.

— Это что, единственный комплимент, который я заслужил? — откликнулся он непривычно низким хриплым голосом. — И ты переспала со мной только потому, что я красиво курю?

— А если так, то что ты будешь делать?

— У меня еще две новые пачки в загашнике. Устанешь любоваться.

Вика шутливо пихнула его в плечо, но он только расслабленно улыбнулся. Впервые она видела его таким распущенным, таким беспечным, таким умиротворенным. Все, что довлело над ним, все что мучило и дробило его в крошево, забылось до рассвета. Вика не надеялось, что оно исчезло, и изредка набегающие на чистые глаза Макса тучи помогали помнить. Но пока он принадлежал ей практически полностью, и впервые ей это льстило.

Он смежил веки, задремав, а Вика продолжала ладонью собирать удары его сердца. А ведь оно уже останавливалось… «Никаких архангелов с ключами». Макс, Макс, как ты дошел до этого и как выполз из трясины, в которой остались миллионы других, сломленных, ненужных?

Вике вспомнилась та ночь, когда она ждала скорую и боялась войти в комнату, потому что в ней металось чудовище. Чудовище выло, налетало на стены, крушило мебель. Потом жалобно заскулило. Захрипело, закашляло, отрыгивая выпитую воду. Машка заперлась в Фединой комнате, мать испугалась настолько, что не могла орать. И