знал, что у неё есть, но она не хотела отдавать. А меня пиздец ломало, и это все, что я помню о том вечере. Деньги получил, вмазался. Через пару дней пришёл к ней извиниться, а там вместо лица один сплошной синяк. Тогда она и сказала, что сына у нее больше нет, он умер и она похоронит его рядом с отцом. Не соврала.

Вика снова кусала до крови губы. Потом еле слышно выдавила:

— Скажи, что ты шутишь.

— Эх, Вика, — вздохнул Макс. — Вся моя жизнь — это чья-то тупая шутка. Только мне почему-то не смешно.

— Давно ты чистый? — спросила Вика, кивнув на его руку.

— Четыре года.

— И как соскочил?

— Не уверен, что хочу, чтобы ты знала.

Вика сама не была уверена и не представляла, что будет делать дальше. Каждая такая откровенность имела странный эффект, одновременно разрушая его образ лидера и балагура, и добавляя нитей в канат, которым их намертво связало друг с другом.

— Хуже не будет, — решилась Вика. — Не могу понять, как такой как ты мог в подобное вляпаться…

— А какой я на твой взгляд?

— По крайней мере, не дурак, хоть и бессовестный.

Макс тоскливо усмехнулся, уставившись поверх Викиного плеча.

— Я из слишком благополучной семьи — мама, папа, лабрадор, дача на заливе. Учился сначала в физмате, потом в ГУ. Денег всегда было много, как и друзей — так что траву ещё в школе попробовал, но не вставило. А на выпускном из университета добрый мальчик Коля с папой-депутатом нам кокс подогнал, прикольнуться — мол, мы же теперь взрослые. Вот тогда-то я и понял, что такое — жить в кайф.

Он прервался, вытянул вперёд руки.

— Отец меня на работу пристроил — то ли не замечал, то ли таким образом пытался вытащить. Но сидел я плотно. Правда и работал как проклятый — допинг позволял. Потом нашёл подругу, с ней раскачало окончательно. В итоге отец не выдержал, сдал в клинику, я не сопротивлялся — понимал, что мозги гроблю, а не суметь два трёхзначных числа в уме сложить — это прямо что-то новое для меня было.

Он встал, приоткрыл окно — потянуло сыростью. Вика так и сидела, глубоко вдыхая свежий воздух и рассматривая Макса. Он снова закурил, отпуская дымчатых драконов парить над переливающимся городом.

— Через год вышел, в группу анонимных неудачников записался. Отец ещё похлопотал и меня на другую работу взяли. Мозги со скрипом ворочались. Очень странно, когда цифры и факты просто из головы выскальзывают, память дольше пяти минут ничего не держит, как решето. Но я кое-как справился, видно, мозгов мне отсыпали с запасом. Опять бабло пошло. Тут старые друзья обо мне и вспомнили.

Сигарета с шелестом нырнула в темноту. Макс так и стоял на сквозняке с голым торсом, подходящий для рекламной съемки какого-нибудь «Хуго Босса». Он молча простукивал пальцами по пластиковой раме и кажется не собирался продолжать.

— Дальше был героин? — подтолкнула его Вика, ёжась от холода.

— Ага, — кивнул Макс. — Но недолго. Через полгода передоз схватил, чуть не отъехал. Детокс лютый был, думал, лучше бы сдох. Так вот с Лизой и познакомился. Она тогда ещё волонтёрила. Потом бросила из-за меня.

Он говорил все тише, обращаясь к своему отражению в стекле.

— Она меня вытащила, — вынырнув из какой-то другой реальности, продолжил он. — Именно так, как тогда сказала — с подошвы оттерла. Жить мне было негде, подаренную хату я разменял на дозы, отец к тому времени умер, мать нас обоих похоронила. Лизка предложила у неё перекантоваться. Поразительное доверие с ее стороны: Яшке полтора года тогда только было. Но думаю, она на это рассчитывала — ответственность во мне разбудить перед ребёнком и перед собой. Полгода меня практически содержала, потом с друзьями договорилась, и вот за четыре года я снова всплыл и даже выбрался на сушу.

— И с тех пор все? — тихо спросила Вика.

— Да, не притрагивался. Не мог я так Лизку предать. Хотя говорят, что бывших наркоманов не бывает… Но до недавнего времени в тот ад я возвращаться не планировал.

Вика не знала, что ответить. Мысли ее крутились отнюдь не вокруг Макса, а между его женой и тем, кого, как ей теперь казалось, она предала. Ведь нашла же Лиза силы на то, чтобы воскресить из Макса человека? Сколько ей пришлось пройти? Как она боялась за себя и тем более за сына? Но нашлась же в ней сталь, из которой вышел новый Макс. И хватило ее на всех. А Вика что? Испугалась единственной ночи, открестилась, как от убогого, и теперь кидает жалкие подачки внимания.

— Ты считаешь я виновата? — глухо спросила она, сглотнув соленый комок. — Что бросила его.

— Что? Нет! — возмутился Макс. — Ты вообще меня слушаешь? Я говорю, что он не стоит ни секунды твоего времени. Что умерло, то умерло. Похорони и двигайся дальше.

— Но ведь жена тебя не бросила, — возразила Вика.

— Вообще-то бросила.

— После того, как ты ей изменил.

— Да не изменял я ей! — Макс звонко хлопнул ладонью по стеклу.

— Брось. Будешь убеждать, что с Танечкой вы только чаем с пирожными за закрытыми дверями баловались? И со мной тоже?

Макс взглянул на неё исподлобья взглядом весом в тонну и отрывисто выговорил:

— Синицына, ты Джек-Потрошитель, а не человек. Я просто хотел быть хорошим для тебя. А теперь получается, что я — лживая свинья, — он задумался и нехотя продолжил: — Хотя, в сущности, так и есть. Думаю, тебе не надо объяснять, что все наркоманы врут. Это уже на уровне рефлексов. Так что лучше не верь мне. Никогда.

— По-моему ты слегка перегибаешь, — не согласилась Вика. — Раз не получилось быть хорошим, хочешь казаться конченной мразью?

— Вот, — Макс с важным видом поднял указательный палец. — Вот теперь я верю, что ты из плоти и крови. И спасибо за характеристику. Она мне чертовски подходит.

Вика встала, подошла к нему и обняла со спины, прижавшись щекой к позвоночнику. Слова смешались с мыслями, обещания с разочарованиями, самолюбие с нечистотами. Но главное — ей хотелось стоять близко к нему, дышать им, впитывать ладонями пот с его спины и знать, что хотя бы до утра он будет таким — героем с негеройским прошлым.

— Пообещай остаться таким, — попросила Вика шепотом.

— Таким замороченным? — хмыкнул он.

— Таким настоящим.

— Ты не знаешь меня настоящего, Вика. И надеюсь, никогда не узнаешь.

— Посмотрим.

Они снова забрались в кровать, и Макс прислонился грудью к ее спине и ласково поглаживал обнаженное бедро.