– Нет, – с улыбкой отозвалась Георгина. – Потому что у нас с ней уже был разговор о тебе. Хочешь узнать его содержание? – с надеждой спросила она, заметив изумление в его глазах.

Но Ред лишь раздраженно отмахнулся.

– Нет, – отрывисто бросил он. – Даже не вздумай. Хватит травить мне душу.

Наполнив вином высокий хрустальный бокал, Георгина вышла из-за стола. Медленно прошлась по комнате, потягивая вино, и снова обернулась к Шарпу.

– Помнишь, как год назад, вернувшись из колоний, ты застал меня в сильном горе? – тихо спросила она. Ред кивнул, бросив на женщину непонимающий взгляд. – Я рассказала тебе тогда, что потеряла любимого мужчину. Эдгар умер внезапно, от сердечного приступа, но те три года, что длился наш роман, останутся в моей памяти, как самые счастливые годы моей жизни.

– Мне так жаль… – сочувственно произнес Шарп, но Георгина жестом призвала его к молчанию.

– Молодые мужчины выставляют связи с такими женщинами, как я, напоказ, – продолжала модистка, – но, если у аристократа находится дочь на выданье, он будет держать подобную связь в большой тайне, чтобы не навредить ребенку. И поначалу нам с Эдгаром было очень трудно встречаться. Появляться у меня он опасался, а привезти в свой дом тоже не мог – ведь там находилась его шестнадцатилетняя дочь. Но однажды у меня случилась крупная неприятность, и я в смятении примчалась в имение Эдгара. Я понимала, что он может разозлиться и бросить меня за такую выходку, но мне было так плохо… Когда в комнату, где происходило наше объяснение, внезапно зашла дочь Эдгара, он был готов провалиться сквозь землю. Однако девчонка быстро разрядила обстановку, чем сразила нас обоих наповал.

– Дорогой папочка, – сказала она, посмотрев на отца с понимающей улыбкой, – для чего ты скрываешь от меня свои отношения с мисс Лоуренс? Я уже не ребенок и всё прекрасно замечаю. Мамы уже давно с нами нет, и ты не можешь вечно хранить ей верность, ведь ты – еще такой молодой и красивый мужчина! Пусть мисс Лоуренс приезжает к нам открыто, я придумаю, как объяснить это слугам. И сумею защитить вас обоих от злобных пересудов…

Остановившись, чтобы справиться с волнением, Георгина выразительно посмотрела на Шарпа.

– Она заявила, что сможет защитить нас! И сделала это, потому что, сколько бы я потом ни приезжала в Джемисон-холл, я ни разу не встретила косого взгляда. Напротив, все встречали меня доброжелательной улыбкой, включая соседей Джемисонов. Ты только представь! И эту решительную и смелую девушку напыщенный осел Камберленд смеет называть несмышленым, глупым ребенком! И требовать, чтобы она относилась к нему, как к высшему существу, почитая его мнение за истину в последней инстанции! Ред, неужели ты уступишь Викторию этому самодовольному болвану?!

Досадливо взглянув на него, Георгина возмущенно отвернулась к окну. Тщательно затушив сигару, Шарп поднялся с кресла и на негнущихся ногах подошел к модистке. Их взгляды встретились, и Георгина растерянно застыла на месте. Такого выражения отчаяния на лице своего молодого друга ей еще никогда не приходилось видеть.

– Очень прошу тебя, Георгина, – произнес Ред хриплым, надтреснутым голосом, – если ты хоть немного любишь меня, никогда больше не упоминай при мне о Виктории Джемисон.

К балу во дворце герцога Кларенса, который намечался спустя три дня после приезда Джонатана, Виктория готовилась основательно, как никогда. Ведь ей предстояло впервые появиться в свете после скандала на маскараде, и она знала, что десятки любопытных глаз будут следить за каждым ее шагом, придирчиво оценивать и манеры, и поведение, и внешний вид.

В этот вечер Виктория надела то самое платье из белого атласа, в котором она была в день, когда Камберленд сделал ей предложение. Этот наряд немного раздражал ее своей вычурностью: украшавшие его розовые розы с бледно-зелеными листочками выглядели слишком помпезно, и Виктория напоминала себе в нем разодетую фарфоровую куклу. Но на этом платье настоял Джонатан. Он заявил, что именно так должна выглядеть благопристойная юная наивная девушка. Викторию так и подбивало ввернуть, что она отнюдь не чувствует себя таковой, но, как обычно, промолчала, опасаясь новой ссоры.

Слова Джонатана о том, что некоторые из его друзей советовали ему расторгнуть помолвку, повергли Викторию в шок. Каким-то чудом ей удалось скрыть свой испуг от жениха, но сама она долго не могла оправиться от этого неприятного известия.

Не проходило и дня, чтобы она не корила себя за неосмотрительность, едва не стоившую ей благополучия целой жизни. Как она могла до такой степени увлечься Редьярдом Шарпом, что забыла об осторожности? Ведь она даже толком не знала этого человека до свидания в парке. И это свидание… Отправиться на него было настоящим безумием. А если бы их кто-нибудь заметил? Светские сплетники быстро связали бы концы с концами. И тогда ей было бы предъявлено обвинение в страшном преступлении против общественной морали – увлечении человеком без репутации, незаконнорожденным отщепенцем, презираемым людьми ее круга. Ибо в глазах лондонских аристократов симпатия к Редьярду Шарпу считалась чем-то постыдным и недопустимым.

И все же иногда Виктория испытывала чувство острого сожаления при мысли, что больше никогда не увидится с Редом наедине, не сможет коснуться его, поцеловать… Но, как только эти опасные мысли приходили ей в голову, она старательно гнала их прочь. С самого начала было очевидно, что у нее не может быть ничего общего с этим человеком. Просто с ней случилось то, что иногда случалось и с другими чересчур впечатлительными дамами ее круга – она подпала под мощное, неотразимое обаяние Редьярда Шарпа. Ей следовало сразу держаться от него подальше, а не разжигать свой интерес к нему. Она допустила серьезную ошибку, но, к счастью, ее оказалось не поздно исправить. Чем она, собственно, и занялась с момента возвращения жениха.

Словом, накануне бала в особняке герцога Кларенса Виктория чувствовала себя почти спокойной. Во всяком случае, достаточно уверенной в себе, чтобы не допустить новых ошибок и просчетов.

Джонатан заехал за Викторией на час раньше условленного срока, не в девять, как обычно, а в восемь. Он был не один. Вместе с ним в гостиной, куда поспешно спустилась Виктория, находился еще один джентльмен. Этот человек показался девушке знакомым, но окончательно она вспомнила его лишь тогда, когда Камберленд представил гостя:

– Мистер Адам Колтмен, эсквайр.

– Очень приятно, мистер Колтмен, – с расстановкой проговорила Виктория, испытывая в этот момент совершенно противоположные чувства. Это был тот самый мужчина, который хотел убить Реда во время дуэли и едва не стал невольной причиной несчастного случая с ней самой. За два с половиной месяца, прошедших с того дня, Виктория уже почти забыла его и сейчас удивилась, почему за все это время они ни разу нигде не встретились.

– Мистер Колтмен – мой давний приятель, мы вместе учились в Кембридже, – пояснил Джонатан. – Я встретил его по дороге сюда, и у нас возникла необходимость кое о чем переговорить. Пожалуйста, дорогая, распорядись, чтобы нам принесли бренди и легкую закуску. Думаю, виконт Сиддонс не будет возражать, если мы на полчаса уединимся в его парадном кабинете.