и почти сразу радостно ойкнула. Я уж подумала, что она нашла мои записи, но поднятая книжица была совсем маленькой и плоской.

– Твой ученический билет, – обрадовала она меня. – Как это я его в прошлый раз не взяла? А ведь была уверена, что взяла и он тоже сгорел. А новый заводить – такая морока, и штраф платить надо. Я не говорила, чтобы тебя не расстраивать.

Она принялась с энтузиазмом осматривать валяющиеся на полу листы, я же подошла к столу. Вывороченные ящики были пусты. Как и книжная полка на стене. Все, что там было, благополучно валялось на полу, по большей части в разобранном виде. Даже матрас был вспорот, и из него торчали клочки ваты. Нашли ли преступники то, что искали? Почему-то казалось, что нет.

– Интересно, почему в прошлый раз забрали артефакты, а в этот раз искали бумажку? – неожиданно спросила Оленька. – Вон как книги изодрали, по листочку собирать придется.

– Может, не бумажку, а совсем мелкий артефакт? – предположила я. – Хотя бумажку тоже могли, если к артефакту требовалась инструкция, а ее сразу не захватили.

– Или среди взятых артефактов не было нужного и искали хотя бы упоминание, – вставил Николай в нашу беседу. – Я так понимаю, Лиза, что вашего дневника нет?

И точно, моего дневника в доме не было, хотя мы пересмотрели все, чуть ли не просеивая сквозь пальцы разбросанное. Я собрала около десятка фотографий и сложила в шкатулку, которую забрала у подруги. Потом рассмотрю, сейчас важнее дневник. Получается, преступники его унесли? Если так, то пусть там не будет никакой важной информации, одни лишь восхищения Юрием на каждой странице в самых высокопарных выражениях, чтобы читающих непременно стошнило. До смерти. Я почувствовала необычайную злость и желание отомстить и за смерть мамы, и за свою разрушенную жизнь.

– Нет, – огорченно подтвердила Оленька. – Какая жалость, что Томкины рисунки пропали. Ее так сложно уговорить что-то нарисовать. Но не расстраивайся, мы ее вместе попросим.

– Зачем?

– Дневник же надо восстанавливать, – убежденно заявила Оленька.

Действительно, как это я без дневника и рисунков в нем? Наверняка еще и важные стихи записывала. Настолько важные, что ни одна приличная гимназистка не ложилась спать без того, чтобы не перечитать на ночь и немного над ними повздыхать.

– Вот что странно, – неожиданно сказал Николай. – Нет ничего написанного от руки. Ни писем, ни записочек.

– Ольга Станиславовна вела учет трат, – вспомнила Оленька, – в толстой такой тетради. Ее тоже нет.

– Что же они искали? – Стало зябко. Я обняла себя обеими руками и закрыла глаза. – Получается, им действительно нужна была какая-то бумага?

– А из-за того, что времени не было, гребли все, что находили, – предположила Оленька. – Лиза, тебе опасно одной ходить. Вдруг они опять не найдут того, что хотят, и решат тебя украсть и допросить?

– Зачем меня воровать? Я же ничего не помню.

– А они это знают? Нужно потребовать от полиции охрану, правда, Коля?

– Лизу охраняют, – неохотно ответил Николай. – Незаметно. Стараясь не попадаться на глаза.

– Так, может, не охраняют, а следят? – всполошилась Оленька.

– Нет, именно охраняют.

– Почему ты так уверен? Все это ужасно подозрительно. Лизу непременно нужно защитить.

По виду подруги стало понятно, что единственная защита, которая ее устроит, – это круглосуточная защита в лице Николая. Но он меня долго охранять не сможет, поскольку на службу ему придется ходить, а опасность пока никуда не делась и нет никакой надежды, что денется.

– И все же, Николай, почему вы уверены, что охраняют? Может, это действительно преступники? – жалобно спросила я. – И потом, за мной точно наблюдают? Я никого не замечала.

– Точно наблюдают. И когда я попытался одного задержать, мне сунули под нос полицейский значок и попросили не мешать.

Наверное, попросили не слишком вежливо, потому что Николай чуть заметно поморщился. Или он был уверен, что с его стороны помех быть не может?

– Понятно. Полиция надеется, что ее начнут красть и тогда задержат сразу всех преступников, – азартно предположила Оленька.

– Скорее – убивать, – пессимистично поправила я. – В прошлый раз именно это пытались сделать.

Убивать, с точки зрения Оленьки, было неромантично, поэтому она заспорила, доказывая, что преступники не получили нужного и теперь будут меня отлавливать, чтобы выяснить, где находится то, что им нужно. Я ей не стала говорить, что даже если сначала только отловят, то потом непременно убьют: не в характере этих типов оставлять свидетелей. В любом случае перспектива была скорее пугающей, так что я не стала противиться предложению Николая уйти и покинула злополучную квартиру с некоторым облегчением. Если раньше и были у меня мысли поселиться там одной, чтобы не обременять Владимира Викентьевича, то теперь они были благополучно оставлены, ибо тяги к самоубийству я в себе не наблюдала.

Ехали мы в тишине. Даже Оленька на удивление молчала. Возможно, конечно, что у нее закончились идеи, но больше было похоже, что она обдумывает новую, настолько грандиозную, что пока у нее попросту не хватает слов для выражения. Я же настолько была поглощена размышлениями, что же делать дальше, что опомнилась, только когда мы приехали к Хомяковым.

– Может, мне сейчас лучше вернуться к Звягинцеву?

– Не выдумывай, – сразу отмерла Оленька. – Поужинаешь у нас. Уроки сделаем. А потом Коля тебя отвезет, правда, Коля?

– Он и так сегодня весь день занимается моими делами, – запротестовала я.

– Ему в радость. – Оленька бесцеремонно ухватила меня за руку и потащила в дом с такой скоростью, что я так и не узнала, как сам Николай относится к подобной перспективе. – Сама подумай, что лучше: кататься на машине или вести долгие нудные разговоры с родителями о необходимости хорошо учиться?

Поскольку Николай уже нигде не учился, сейчас подруга беспокоилась точно о себе. И то сказать: единица по математике никуда не делась и требовала серьезных отвлекающих маневров. Подруга наверняка рассчитывала, что при мне ее не будут распекать. Но одного она не учла: если родители, как и сама Оленька, посчитали, что дуэль случилась из-за меня, то на семейном ужине от меня ничего не останется. Уверена, Хомяков не только не приструнит Волкову, но и поспособствует моему загрызанию.

Но Оленька о таких материях не переживала и по приходе к себе в комнату сразу предложила сделать домашнее задание вместе. То есть делала, разумеется, я, но в этот раз бездумно подруге переписать не дала, только после того, как убедилась, что она все поняла. Ничего другого мы не успели, так как пришла солидная хомяковская горничная с напоминанием о том, что настало время ужина и нас все ждут внизу