Знаю, что глаза мои в этот момент светились красным. Волк чуял опасность, чуял ложь и снова вышел наружу.

— Висе сделать! В лучший вида! — затараторил мужчина, отступая. — Ждать меня, просить васа.

Дверь закрылась, и я прислушался к сбитому, надорванному дыханию спешащего прочь старика.

— Предаст, — шепнул Эд, приоткрыв глаза.

— Увидим, — пожал плечами я. — Как ты?

— Передумал умирать. — Он прокашлялся, нервно облизнул пересохшие губы и заговорил снова: — Где Ругх?

— Снаружи.

— Гиблое место, — кивнул Эд. — Ругх чувствует, что дело — дрянь.

— Спи, — посоветовал я, приближаясь к единственному окну. — Старик напуган и хочет жить. Есть шанс, что приведет помощь.

— Хорошо бы про постель не забыл. От матраса воняет.

— Это от нас с тобой, а не от матраса, — хмыкнул я и повторил: — Спи.

Волк внутри клокотал от голода и злости. Ему нравилась рыжая ученица монашек. Страстная, гордая, нежная и ранимая. Он хотел вернуть свое. Я понимал его, как никто, но эмоции зверя мешали думать, мешали принимать правильные решения.

С силой ударив кулаком по стене, я рыкнул, глядя на зарождающийся рассвет за окном.

— Светает, — сказал сам себе. — Пора разгонять демонов по углам. Думай, Хакарк. Думай не как человек, а как правитель.

Когда в дверь постучали, я был собран и спокоен. В голове сложился примерный план действий, а зверь мирно дремал, не поднимая головы.

— Я пришила са прастынь, — сообщила женщина, возраст которой я определил как «от тридцати до семидесяти». Она была с головы до ног укутана в длинное черное платье и даже большую часть лица прикрыла той же тканью. Узкие карие глаза обведены толстым слоем черной краски. В руках она держала пожелтевшее от многократных стирок постельное белье.

— Пока оставь на столе. Пусть сначала лекарь осмотрит его, — я кивнул на брата, — затем расстелешь.

— Лекарь не прийти, — прошептала женщина испуганно. — Муж уговаривать, но он не пойти. Ночами не любить он выходить. Уж я-то знать.

— Далеко он живет?

— Дома три туда, — она неопределенно махнула в сторону. — Муж еще там, но я знать, он не уговорить.

— Покажешь, где его дом.

Я подошел к Эду и закинул его на плечо. Тот вяло трепыхнулся, что-то пробурчал и затих. Плохой знак.

— Веди меня, женщина, — велел я. — Раз он не любит выходить ночью, мы придем к нему сами.

— Не положен так, — отозвалась она. — Не по закон без приглашений.

— Положено. — Я ухмыльнулся. — Это называется сюрприз. Веди!

Мы тихо прошли к выходу. На этот раз в коридорах горели тусклые магические свечи, а на улице стало значительно светлее.

— Сюда, — шепнула наша провожатая и, свернув налево, нервно покосилась в мою сторону. — Врача золотой любит. Много золотой.

— За хорошую работу можно хорошо заплатить, — ответил я.

— Кар-р! — вскрикнул Ругх, приземляясь на спину Эда.

— Ах, спаси Сехмет! Знамений! — воскликнула женщина и, упав на колени, стала биться головой о землю. — Нахимни! Наримси! Аполиптари!

Я швырнул к ее ногам серебряную монету. Она на миг замерла, потом быстро схватила «находку» и спрятала куда-то в недра своего одеяния. Поднявшись, бегло отряхнулась, вздохнула и, плюнув три раза через левое плечо, ринулась дальше.

— А как же знамение? — не смог удержаться я. — Не боитесь помогать тому, у кого в услужении черный ворон?

— Предрассудка все! — отмахнулась провожатая. — Птиц — она и в Хастари птиц.

— А серебро — оно и в Кенарии серебро, — глубокомысленно закончил я.

Дом знахаря действительно был совсем рядом. Он выгодно выделялся среди остальных строений.

Моя сопровождающая постучала в двери и, склонившись, стала смиренно ждать, пока нам соизволят открыть. Спустя минуту она обернулась и развела руками со словами:

— Не принять сейчас. Ночь.

Я понимающе улыбнулся. Женщина шарахнулась в сторону, кажется, читая молитву.

Дверь была хорошей, добротной. Я выломал ее лишь с третьего удара.

— Есть кто дома? — вновь подхватывая Эда, уложенного до этого на крыльце, уточнил я.

— Что вас делать?! — взвизгнул немолодой полный хастариец, выбежавший навстречу. — Вы ломать мой дом!

— Только дверь, — уточнил я, приближаясь к мужчине. — Куда можно положить больного? Он нуждается в осмотре. Немедленно.

— Это немыслеть варварство! — начал было хастариец.

— Немыслимое варварство я творю, когда выхожу из себя, — объяснил я, остановившись в нескольких ладонях от собеседника. — Хочешь увидеть?

— Нет, — тут же ответил он. — Почему не делать исключений для хороший человек? Идти за мной, нести больной сюда.

В кабинете, куда нас привели, сидел хозяин постоялого двора, попивая дымящийся напиток из глиняной кружки. При виде меня он вскочил и, округлив глаза, затараторил:

— Я прийти по ваша проблема. Мы как раз собираться.

— Вижу.

— Вы мне не верить?

— Нет.

— Тогда я пошла. Всего хороший вам, — не особенно расстроившись, пожал плечами мужчина. — Вы оплатил комната?

— Нет. Оплатим, когда вернемся. И пусть твоя жена застелет кровать.

— У нас положен иначе, — насупился мужчина.

— Я разве спрашивал, как у вас положено? — Устроив Эда на узкой тахте, обитой черной кожей, обернулся. Сложив руки на груди, взглянул на хозяина дома. — Лечи.

— А денег у вас есть? — спросил лекарь, вытаскивая из встроенного в стену шкафа саквояж, напоминающий большой пухлый кошелек. — Я брать золото.

Коснувшись топора, прикрепленного к поясу, погладил его обух и решил простимулировать лекаря напутственным словом:

— Не вылечишь больного, я вырву тебе руки. Затем отрублю голову и принесу ее на Совет Шести, чтобы они придумали кару и на том свете.

— Вы угрожать мне?!

— Рассказываю, как будет. Только плохой лекарь торгуется за жизнь, которую не пытался спасти. Меня поддержат. Тебя никто не станет оплакивать.

Несколько мгновений мы все молчали, после чего хозяин дома открыл саквояж и стал суетливо вынимать какие-то трубочки со склянками.

— Не мешать мне! — рявкнул он, пробегая мимо и останавливаясь у изголовья Эда. — Отойти дальше! А лучше прийти утро!

— Нет.

— Лечить долго, — прощупывая грудную клетку брата, сообщил лекарь. — Сильный истощения. Магию вычерпал и жизнь на волос.

— Я подожду здесь.