— Тогда сидеть там. — Он махнул в сторону перепуганного хозяина постоялого двора, так и застывшего у низкого стула со спинкой. — Но вначаль чинить мою дверь! Потом прийти, а меня не трогай.

Я кивнул, признавая справедливость требований.

Поставив дверь на место, еще раз поразился, насколько добротно та сделана, и вернулся в кабинет лекаря. Тот рисовал необычные буквы на стене, что-то бормотал под нос и изредка водил открытой ладонью над головой брата. Из маленьких тарелок, расставленных тут и там, шел легкий голубоватый дым, источающий приятный запах.

Усевшись на стул, я позволил себе на минуту прикрыть глаза и прислушаться к зверю. Волк тосковал и злился. Он хотел вырваться на волю, но я не мог позволить случиться подобному.

Не знаю, как и когда задремал, но во сне я выпустил зверя наружу. Все стало иным: ярким, сочным, громким. Встряхнувшись, я бросился вперед, вдыхая полной грудью чистый лесной воздух. Чувство свободы пьянило, кровь закипала в жилах, тело жаждало охоты!

И тут я учуял рыжую. Ветер принес запах женщины, что не давала покоя. Бросившись вперед, я решил, что вот-вот настигну ее, но, сколько ни бежал, ближе она не становилась. В отчаянии откинув голову, я завыл, напоминая о себе, призывая ее, обещая, что найду!..

— Всем терпений есть предела! — крикнул лекарь, стоя в трех саженях от меня. — Вы в свой ум?!

— Что случилось?

Мой голос звучал хрипло.

— Вы же выть! На весь дом. Как это понимаю?!

— Кто-то храпит, а я вою, — как можно небрежней сообщил я и поднялся, разминая плечи и руки. — Как больной?

— Предпочитаю термин «страждущий», — отозвался Эд, глядя на меня покрасневшими глазами.

— Ты что, плакал? — не удержался от вопроса я.

— Плакал. Над твоей судьбой, — огрызнулся брат.

— С васа двасать золота, — заявил лекарь, гордо указывая на плод своей работы.

— А купчую на половину моих земель тебе не подарить? — поразился я.

— Таков моя расценка! — заупрямился тот.

— Держи десять, и я оставлю тебе язык.

— Какая язык?

— Твой язык. Другому отрезал бы за дерзость, а тебе прощаю. — Вложив в руку онемевшего от шока лекаря десять монет, я прицепил обратно к поясу заметно облегченный мешок и направился к выходу.

— Вы — наглый… — начал было пламенную речь врач.

— Тише, уважаемый. — Эд осторожно поднялся, похлопал его по плечу и добавил шепотом: — Ты говоришь с самим правителем кенарийского народа. Он же Дикарь. Он же Варвар. Он же вандал, он же невежда…

— Эд! — гаркнул я, устав слушать эту чушь.

— Зовет меня, — громче проговорил брат. — Тебе хорошо, ты его пару часов знаешь, а я… Эх, что уж об этом! Жаль, что толком не успели познакомиться. Но ты не волнуйся, при случае мы обязательно снова нагрянем. Да прибудут с тобой боги.

Хастарийца перекосило от радужной перспективы.

На улице действительно стало гораздо светлее. До постоялого двора мы дошли молча, каждый думал о своем. Хотя Эд, скорее, вообще не думал, а просто спал на ходу.

Кровать в нашей комнате оказалась застеленной, на столе красовались кувшин, наполненный водой, и кружка. Усевшись на стул рядом с окном, я прижался спиной и затылком к стене и прикрыл глаза, проговаривая:

— Отдыхай, Эд. Мне нужно сконцентрироваться — зверь рвется на волю.

— Этого еще не хватало, — пробурчал брат, укладываясь поудобней. — Я не чувствую в себе магии и в случае чего помочь смогу только одним способом. Огреть тебя чем-нибудь по голове. Дай-ка мне свой топор.

— Обойдешься.

— Зря, я ведь для общего блага.

— Спи. Я справлюсь.

Погрузившись в тяжелый сон, я пребывал в полной темноте, приглушая любые образы или видения. Карашарийцы, а позже шардигар долго учили меня подобному, и сейчас я снова возблагодарил стариков за их упорство. Не знаю, что меня разбудило, но тело дернулось, а глаза я открыл, уже стоя на ногах и с ножом в руке.

Неизвестный шел по коридору за нашей дверью. Спустя некоторое время раздались голоса:

— Эй, есть там кто? Откройте.

— Киха, киха! Мута ри мина виару? — закряхтели в ответ.

— Эд!

Я толкнул брата в плечо, но тот лишь буркнул что-то спросонья, так и не открыв глаза.

Послышался звук закрывающейся двери и скрип половых досок. Затем наступила полная тишина.

— Демон знает что! — проговорил я и вернулся к прерванному занятию. Волк бился внутри, жаждал свободы и крови. Давненько я не чувствовал в себе такой злобы. Сцепив зубы и закрыв глаза, принялся повторять магические слова, позволяющие уснуть необычным сном.

Темнота. Тишина. Лишь стук сердца отбивает странный рваный ритм. Ни снов, ни мыслей, ни чувств. Пустота. Полный контроль. Зверь, пусть и не сразу, подчинился воле хозяина. Человека.

Много лет назад мы были на равных, и каждый миг проживали в борьбе. Волк хотел захватить мой разум, стать хозяином и управлять телом. Пожилая пара из Карашара научила меня не просто подчинять зверя, но принимать его. Хотя признать его и себя одним целым я так и не смог.

— Хакарк, — позвал Эд.

Медленно раскрыв глаза, я обернулся на звук его голоса и усмехнулся. Братец держал в одной руке мой топор, в другой — куриную ногу.

— Как волк? — осторожно спросил он.

— Спокоен, но голоден, — ответил я, жадно принюхиваясь. В комнате пахло жареным мясом.

— Хозяйка принесла цыпленка и пирогов, — облегченно выдохнул Эд. Откинув мой топор на кровать, он впился зубами в курятину и проговорил: — Еф и п-шли.

— Когда она приходила? — удивился я.

— Минуту назад. Ты не слышал?

Я промолчал. Не слышал. И это плохо. Значит, я слишком много сил трачу на усмирение волка. Хорошо бы поговорить с шардигаром.

— Мне снился сон, — глубокомысленно заговорил Эд, глядя, как я с упоением расправляюсь с едой. — Я летал над местным дворцом. Помпезным. Но не тем, что в столице, этот был меньше.

— И? — поторопил брата я.

— И там видел три фигуры, закутанные в черные платья с капюшонами. Они рыскали возле калитки, ведущей в сад.

— Думаешь, это похититель с Дарной и Тирэном?

— Если и похититель, то очень симпатичный.

Я удивленно взглянул на брата:

— Ригул испортил тебя! Раньше ты интересовался только женщинами.

Эд улыбнулся.

— Я видел лица двоих. Тирэна — с него упал капюшон — и красотки с черными, как у Ругха, глазами. Она подняла их к небу и проследила за мной взглядом, совершенно не заботясь о том, что ее могут увидеть. И этот взгляд не дает мне покоя.