Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Павлик смотрел на товарища, открыв рот от удивления. Только сейчас до него дошло, почему и зачем Гриша так подробно расспрашивал Профессора об этой "Ельшанке" и прочих делах. Стало стыдно за свое скудоумие.
- Так что, Пашок, думай, - сказал Гриша. - Сейчас - полежи-подумай. А потом, завтра, как выйдем отсюда - решишь, с ними ты, в университет, или со мной, на Дон? В общем, время у тебя будет, дабы подумать...
- Да ты чего, Гриш! - опешил Павлик. - Конечно, я с тобой, но... Может можно как-то сделать, чтобы не ходить с ними... Ну, чтобы остаться...
Гриша хмыкнул:
- Нет, Пашок. Ты чего, не понял, что ли? Они уже всё без нас решили. Мэр тоже в курсе и это всё с его согласия. Я так думаю, Профессор его со своим нытьём про братишку так достал, что они решили нами пожертвовать, лишь бы он тут не вопил и народу не болтал про эти огни. Понял? Так что, если откажемся идти, хрен пойми, что тут с нами будет!
Да и вообще, я тут у вас засиделся. Год уже живу. Хватит. Пора уже дальше двигать. Меня ваш санаторий ёбаный уже вот как достал.
Товарищ провёл рукой по горлу.
- Поэтому, давай закругляться - завтра вставать рано. Надо ложиться! Но ты все-таки подумай, куда ты - со мной на Дон или с ними, в Университет? Давай, думай!
Павлик и оглянуться не успел, как Гриша за руку вывел его из комнаты, провел по веранде и выставил на улицу.
Еще толком не пришедший в себя парень обошел домик и ненадолго задержался перед входом, глядя в темноте на свое жилище, которое уже долгие годы служило ему домом.
Он жил здесь всего два года, с того времени, как ему исполнилось шестнадцать лет, однако давно уже ему казалось, что он тут живёт всю жизнь. Надо сказать, всё это время парень относился к своему жилищу довольно пренебрежительно, обычно называя его хибарой. Это действительно был один из худших домов в Поселке, не считая нескольких совсем уже развалившихся строений, в которых давно никто не жил.
Но сейчас, в этот вечер, он впервые ощутил, насколько тяжело будет уходить отсюда. И этот неказистый голубой домик, вдруг показался таким родным и любимым, что хотелось заплакать.
"- Милый домик, - растроганно думал Павлик, - Сколько лет я провел здесь, спасаясь в тебе от холода, жары и дождей. И все это время даже не сказал "спасибо".
От нахлынувших чувств, парень заплакал. Слезы катились по его щекам, а он стоял, и все не мог налюбоваться на свой, лучший в мире домик. Только сейчас до Павлика вдруг дошло, что значит выражение "родной дом".
Войдя внутрь, в свою комнатку, Павлик ненадолго зажег лампу. Огонек сразу разогнал темноту, и по стенам комнаты весело заплясали мелкие тени. Снаружи раздавались трели сверчков, но через стену, из комнаты Гриши, не доносилось ни звука.
Павлик разделся и лег в кровать, потушив лампу. Он думал, что теперь долго не заснет, и решил серьезно проанализировать создавшееся положение. Однако вместо этого, он сразу же провалился в глубокий сон.
Глава 8, в которой происходит чёрте что
Над Большой протокой поднимался слабый туман. Ночь медленно уступала место серому утру. Мерно скрипели в уключинах весла, да слышался тихий плеск весел в воде. Несмотря на то, что подъем был час назад, Павлику смертельно хотелось спать. Он сидел в большой лодке, на скамье, перед лодочником, щуплым узкоглазым стариком по имени Кирсан.
Профессор и Димочка сидели на носу. Гриша с Павликом разместились на корме. Кирсан же восседал в середине лодки, сосредоточенно и размеренно работая веслами, и, одновременно, вглядываясь в туман. Удивляло, как такой хилый старик так ловко орудует тяжёлыми вёслами.
Павлик вспомнил выход из Поселка. Проводить их вышло всего несколько человек. Мэра не было, из "властной верхушки" присутствовал только завхоз.
Завтракали в столовой. Кашу рано утром сварила и накладывала им в тарелки поселковая повариха баба Маша. Сколько себя помнил Павлик, она всегда работала на кухне.
Раньше, во время утренних завтраков Павлик часто бросал взгляды на Дашу, но сейчас ему было как-то всё равно, рядом она или нет. Почему-то сейчас, на этом "прощальном завтраке", девушка бойко болтала с Димочкой и иногда глупо хихикала, что сильно раздражало Павлика.
- Эх, куда же вы, - вздыхала баба Маша, стоя рядом со столом. - Жалко-то как...
- Да не причитай ты, - бросил ей Кирсан.
- Ну, а как же... - в очередной раз вздохнула старая повариха.
Также в памяти отложилось прощание Димочки и Даши. Перед посадкой в лодку, они картинно обнялись и начали целоваться. Гриша смотрел на парочку с нехорошей ухмылкой, а Павлик отвернулся.