исчезали и огромные копытные, а вслед за ними резко сократилось и число гигантских хищников – гиен и саблезубых. У среднеразмерных хищников появилось больше возможностей – и именно в эту экологическую нишу, спасаясь от губительной конкуренции с павианами и свиньями, устремились наши предки. Но миллионы лет предшествовавшего вегетарианства давно оставили нас без когтей и больших клыков. Поэтому, во-первых, мы не стали специализированными хищниками, а остались всеядными и через то гарантировали развитие интеллекта. Во-вторых, охотиться сложнее, чем жевать траву, для успеха надо хитрить и координировать действия, что, опять же, требует ума. В-третьих, появилась потребность больше использовать орудия труда и даже необходимость изготавливать их, ведь палками и камнями охотиться и разбивать кости проще, чем голыми руками, а преадаптация в виде колотья орехов и добычи ветками мёда и термитов существовала уже давно. В-четвёртых, мясо намного калорийнее растений, да к тому же животная клетка не имеет целлюлозной клеточной стенки, так что на насыщение уходит намного меньше времени; высвободившиеся часы можно потратить на изготовление орудий, общение и воспитание детей. В-пятых, раз жевать и насыщаться легче, выживают особи с меньшим жевательным аппаратом, а дестабилизирующий отбор неизбежно будет уменьшать мышцы, челюсти и зубы (причём именно сначала мышцы и рельеф на черепе для их крепления, так как они больше зависят от прижизненных нагрузок, во вторую очередь меняются челюсти, так как их развитие жёстче задано генетически, а зубы оказываются наиболее стабильными). Тут вступает в действие простая физика: мышцы, кости и зубы вдвое плотнее мозгов; уменьшение жевательного аппарата на один кубический сантиметр позволяет вырасти мозгам на два кубических сантиметра с сохранением массы головы, а это важно, так как позвоночник и ноги, на которые приходится вес головы, первое время оставались всё теми же. А коли уж для роста мозга есть и потребность, и техническая возможность, то вот мы и видим скачкообразный рост мозга и преодоление «мозгового Рубикона». «Мозговой Рубикон» – величина мозга около 700–900 см3, отделяющая обезьян от людей, австралопитеков без орудий от людей с орудиями, а также микроцефалов (людей с патологически маленьким мозгом) от здоровых людей.

Так во взаимной связи эволюционировали мясоедство, орудия и мозги. И, что здорово, свидетельства всего этого найдены в Африке: кости со следами орудий, чопперы галечной культуры и черепа людей с мозговой коробкой как раз размера «мозгового Рубикона». Как уже говорилось, начался процесс ещё 2,8–2,6 млн л. н., а около двух миллионов его результаты совершенно очевидны.

Следующим видом людей стали Homo habilis – «люди умелые», жившие в той же Африке с 1,85 по 1,65 млн л. н. От людей рудольфских хабилисы отличаются маленькими челюстями с маленькими зубами, мегадонтия кончилась. И рудольфенсисы, и хабилисы были по-прежнему некрупными существами – около полутора метров высотой, как и грацильные австралопитеки, но у хабилисов размер тела, вероятно, малость подсократился. Удивительно, но и мозги уменьшились: если у людей рудольфских индивидуальный разброс объёма мозга был 546–870 см3, то у хабилисов – 500–638 см3. Почему так – пока непонятно. Оптимистичная версия гласит, что уменьшение размера компенсировалось усложнением структуры на уровне нейронов, дендритов, синапсов, нейромедиаторов и прочей микроскопической машинерии, которой в ископаемом виде мы никак не можем видеть. Возможно, дело банально в уменьшении размера тела. Не исключено, что это вообще – игры недостоверной статистики при крайне малой выборке. И наконец, запросто может быть, что люди немножко поглупели. Рудольфенсисам жизненно важно было быть умными, ведь они приспосабливались к меняющимся условиям, с нуля изобретали орудия, придумывали способы охоты и защиты, а у хабилисов жизнь уже была отлажена миллионом лет адаптаций. Как уже говорилось, в это же время параллельно существовавшие парантропы и седибы в Южной Африке сохраняли австралопитековые мозги – и ни разу не переживали, а запросто выживали. Более того, на одну находку раннего человека приходится от трёх до десяти парантропов. Интеллект – далеко не самый важный способ выживания в саванне; в конце концов, там живут и черепахи с ежами, и песчанки с тушканчиками.

Как бы то ни было, хабилисы продолжили делать галечные орудия, и, что важно, их кисть помаленьку начала приобретать трудовой комплекс. Правда, «начала» – не значит «приобрела». Так что люди умелые пока ещё обходились неумелыми руками.

Кроме прочего, у ранних людей в строении основания черепа, нижней челюсти и мозга видны первые следы развития речи. Особенно нагляден шиловидный отросток – штырёк на нижней стороне височной кости, на который крепится шилоподъязычная мышца, одна из двигающих гортань. У всех обезьян и всех австралопитеков, кроме одного, на месте шиловидного отростка находится ямка, так как мышца не имела сухожилия и крепилась к кости брюшком, так как большой силы от неё не требовалось. А вот у всех ранних людей, кроме, опять же, одного (и, что характерно, максимально австралопитекоподобного), шиловидный отросток полноценно развит. Конечно, вряд ли рудольфенсисы и хабилисы могли болтать так же свободно, как мы, но они явно старались. Для более сложного поведения нужны более сложное общение и передача информации, а для этого появились и повод, и время, и возможности. Так мясо сделало нас не только работящими, но и болтливыми.

* * *

Под конец своей эволюции сиватериевые Sivatheriinae исполнили лебединую песню и выдали самые впечатляющие образцы. Пакистанские Bramatherium progressus выросли по сравнению с предковыми B. perimense, а самые поздние B. giganteus (возможно, они же – B. geraadsi) стали ещё больше, достигнув предела своего рода. К сожалению, последние браматерии известны только по зубам.

Sivatherium giganteum (он же Indratherium majori) с границы плиоцена и плейстоцена Индии и Пакистана имели 2,2 м в холке и весили 1,4 т. Самки не имели рогов, зато у самцов их было две пары: штырьки перед глазами и огромные, раскидистые лопаты с отростками-лопастями, почти как у лосей, только надувные, так как внутри рога были сильно пневматизированы – воздушные полости распространялись на весь ствол рога. Эти коренастые короткошейные лосе-жирафы, судя по челюстям и зубам, изменили традиционной жирафьей диете и полностью перешли на траву.

Самые поздние сиватерии – S. maurusium (у него огромное число синонимов: Griquatherium cingulatum, Helladotherium olduvaiense, Libytherium olduvaiense и Orangiatherium vanrhyni) жили от северо-западной Африки до Кении и Джибути. Их ноги были особо сильно укорочены и чрезвычайно утолщены; судя по изотопным анализам, в Кооби-Фора они перешли к питанию травой – оба признака логично дополняют друг друга. Рога мавританских сиватериев были оригинальны: передние в виде больших валиков-полукругов над глазами, задние – длинные, с извилистым краем и притом удивительно разнообразные – лирообразные раскинутые в стороны, завёрнутые вперёд