на юге. Возможно, если бы окапи были лучше изучены, их тоже разделили бы на разные виды. По крайней мере генетически окапи столь же разнообразны, как жирафы из разных частей Африки, которых некоторые зоологи склонны делить на много подвидов а иногда даже видов. Другое дело, что обособленные генетические линии окапи не привязаны к чётким ареалам: на одной территории могут обитать особи из нескольких линий, а одна линия распределена по разным территориям. Видимо, в отличие от шимпанзе, окапи иногда всё же преодолевают реки, и метисация препятствует обособлению подвидов и видов.

Люди вымирают, но становятся людьми

Самый конец плиоцена – время вымирания австралопитеков и возникновения первых людей – эогоминин. Последние достоверные афарские австралопитеки имеют датировку 2,9 млн л. н., первые стопроцентные люди – 2,3–2,4 млн л. н., а в промежутке есть довольно много находок, но очень фрагментарных и с промежуточными чертами. Самая значительная из них – нижняя челюсть из эфиопского Леди-Герару с древностью 2,8 млн л. н., которая может быть равно охарактеризована либо как австралопитек с маленьким лицом, либо как человек – с большим. Собственно, переходное звено и должно таким быть – и морфологически, и хронологически, и географически. Эти суперавстралопитеки-недолюди пока не имеют законного названия, но при появлении более целых окаменелостей, без сомнения, его обретут.

Самое важное, что 2,6 млн л. н. появляются первые орудия труда. Древнейшие найдены в том же Леди-Герару – 2,58–2,61 млн л. н., в кенийском местонахождении Ниаянга – 2,581–3,032 млн л. н. и в эфиопской местности Гона – 2,55–2,58 млн л. н. Эти камни выглядят чрезвычайно просто, они обработаны минимальным количеством ударов, но у них есть общая черта – подготовленная рабочая поверхность: либо плоская ударная, либо острая режущая. Собственно, для того эти орудия и делались – раздалбывать и разрезать. Корневища, орехи, кости с головным и костным мозгом, шкуры, сухожилия и, самое главное, мясо – вот к чему прикладывались усилия. И мы видим это как на самих орудиях в виде следов износа, так и на костях животных в виде насечек и сколов.

Особенно показательны находки в Ниаянге. Тут обнаружены самые древние чопперы и, что важнее, следы их использования. Экспериментальная трасология краёв орудий показала, что их применяли для обработки как мягких клубней, стеблей и фруктов, так и жёстких корневищ и древесины. Тут же имеются следы разделки на костях бегемота. В принципе, подобным образом орудия использовались и всё последующее время вплоть до современности.

Правда, поначалу орудийная деятельность была, вероятно, не такой уж обязательной и принципиально необходимой. В тех же самых местообитаниях парантропы (два зуба найдены и в Ниаянге) вполне обходились своими огромными зубами.

В целом, конец плиоцена был временем кризиса. Количество находок людей за целый миллион лет – с 3 до 2 миллионов – совершенно ничтожно. Мы находились на грани вымирания, а большая часть видов австралопитеков и вовсе ушла за эту грань в край вечной охоты леопардов. И орудия-то люди стали использовать не от хорошей жизни, а вынужденно. Но предки превозмогли, пережили проклятый миллион и вышли на новый уровень.

* * *

Жирафы конца плиоцена тоже вымирали. Впрочем, на ситуацию можно смотреть с двух сторон. С одной, число и разнообразие видов явно сокращалось, с другой же, тогда на просторах Африки паслись три вида жирафов – прежние Giraffa jumae (которые, кстати, в конце плиоцена расселились до Турции), G. stillei и G. pygmaea, а ныне в саванне живёт только один (генетики, конечно, постарались и разделили жирафов аж на несколько видов, но по скелету они одинаковы, а с ископаемыми мы сравниваем скелеты, а не гены).

Бытие и последующее вымирание двух «лишних» видов плиоценовых жирафов крайне показательно: оно свидетельствует о большем разнообразии местообитаний. Универсальное экологическое правило неумолимо: два вида, занимающие одну экологическую нишу, не могут ужиться в одном месте в одно время. Жирафов было три вида, стало быть, они чем-то заметно отличались. Вероятно, у них был больший выбор питания – деревья разной высоты или с разными листьями. К сожалению, мы знаем до обидного мало о конкретных адаптациях плиоценовых жирафов и о плиоценовых деревьях, но легко догадаться, что в переходную эпоху вариативность экологических ниш была существеннее, чем ныне. Это мы видим и по обилию видов других копытных – свиней, антилоп и буйволов. Позже, с усилением саваннизации, невысокие деревья исчезали, оставались лишь однообразные зонтичные акации, мелким видам жирафов уже нечего было есть, а конкуренция с рослыми видами усилилась; возможно, сказалась и конкуренция с другими видами типа геренуков.

Показательно, что жирафы начали умнеть, вероятно, несколько раньше, чем люди. Правда, они и пика достигли раньше, после чего остановились. Плиоценовые жирафы, вероятно, были примерно одного интеллектуального уровня с современными. А современные – очень умные. Уже говорилось, что по коэффициенту энцефализации они превосходят почти всех жителей саванны. Жирафы очень общительны и помногу разговаривают, только вот на частоте, близкой к инфразвуку, – чаще от 35 до 144 Гц, в среднем на 92 Гц, так что человек этих звуков большей частью не улавливает. Формально человеческое ухо может чувствовать звуки минимум до 16 Гц (ниже – уже только осязанием), но в реальности лучше всего мы слышим на 1000–5000 Гц. Человек воспринимает жирафьи беседы как тихие вздохи и слабые фырканья, а в реальности количество сигналов довольно велико – не меньше дюжины. Они неплохо дифференцированы под разные цели: есть угрозы, ругательства, предупреждения об опасности, послания детёнышам, своему и чужому полу. Кстати, практически на одной частоте с жирафами общаются северные олени, на близких – овцебыки, сайгаки и тигры, только вот живут они совсем не рядом, так что побеседовать с жирафами могут разве что в зоопарке. Намного более низкие звуки уже в чистом инфразвуке используют только слоны.

Поздний плиоцен, Африка. Парантроп Paranthropus robustus (слева) напуган разъяренным теропитеком Theropithecus oswaldi. За ними наблюдает жираф Giraffa jumae.

Ранний и средний плейстоцен. 2,58–0,129 млн л. н.

Климат, враги, конкуренты

Большая часть плейстоцена – это солнце и холод. Климат окончательно испортился и стал болтаться в огромном диапазоне от более-менее современных межледниковых значений до критически ледниковых. Конечно, дело ещё и в том, что мы просто намного лучше знаем климатическую гребёнку недавних времён, в действительности же подобные колебания происходили всю историю планеты.

Самое ужасное достижение начала плейстоцена – выраженная сезонность климата. Обострились сухой и влажный сезоны. Раньше кущи цвели более-менее постоянно, теперь же началась