– Во-вторых, – продолжала Алика, глядя мне в глаза и зачем-то сжимая мою руку, – я не могу сейчас ничего ответить на твое признание. Мне нужно время, присмотреться, понять… Ты мне нравишься, только мы ведь не школьники, чтобы усложнять себе жизнь неясными взаимоотношениями.

– Я и не говорил про отношения, – заикнулся я и понял, что вот сам сейчас себя и выдал. Не говорил, но думал.

– Мне нужно время, – повторила Алика, – и твоя помощь в этом деле.

– Да, я понимаю, – я кивнул. – Давай тогда о деле?

Очень хотелось как можно скорее закончить этот разговор, потому что у меня горели от смущения уши.

– Да, что я должна знать о хранителях? – с готовностью спросила Алика, вновь продолжив идти.

Я повел ее к центру зала, где был вычерчен самый большой круг.

– Хранители бывают разными, но по сути они отражают силу мага. У слабых магов хранителем чаще всего является предмет, именно поэтому далеко не все маги вообще вызывают хранителей, лучше не призвать ничего, чем призвать себе в помощь ручку. Знаешь ли, зависть, сплетни и издевки в мире магов – это тоже дело житейское.

Мои неловкие шутки Алика не оценила, только кивнула, мол, предмет это хорошо, а дальше?

– У большинства магов Хранителями оказываются животные, – продолжал я. – Чем сильнее маг, тем крупнее зверь, но это реальные звери нашего мира: белки, тигры, кролики, олени. А есть маги великие, они призывают странных существ: необычных, нереальных, похожих на что-то живое, вырвавшееся из веселого сна. Да, чаще всего из веселого. Самое мрачное, что я видел,  – это был скелетик в платьице. Он на самом деле походил на игрушку.

Алика все же улыбнулась.

– А у тебя? – спросила она.

Я поморщился. О хранителе вспоминать не хотелось.

– У меня был дракон, небольшой, зеленый, забавный такой.

– Как у Лекса на тетради по истории? – спросила внезапно Алика.

Меня словно током ударило. Пазл сложился. Да, обложка конспекта по истории, а на ней дракон зеленый с желтым пузом, с коротеньким хвостом. Я его помню и точно так же я помню, как он летал вокруг меня, смеялся и говорил всякую всячину. Когда вызываешь хранителя, то первое время он всегда рядом, а потом, только когда это нужно…

– С ним что-то случилось? – спросила Алика, видимо, увидев что-то на моем лице.

– Хранители умирают с магами, – тихо сказал я, – и не воскресают вместе с ними.

Мы помолчали немного, как раз дошли до центра огромного зала, и я, отогнав лишние мысли, перешел к делу.

– Ритуал в целом не сложен. Из этого большого круга надо просто двигаться, наступая на вот эти маленькие круги. – Я указал на расписанный пол, где часть рун обводилась в круг. – Просто надо соблюдать последовательность и ни о чем не думать, расслабиться и как бы открыться миру, разрешить себе стать собой. Понимаешь, о чем я?

Алика кивнула, но как-то неуверенно.

– Мир все сделает сам. Тебе нужно только довериться ему и ощущениям и идти за мною следом, просто повторять шаг за шагом. Хорошо?

– Да, – ответила Алика, собравшись с духом.

Она, как и я когда-то, вместо того чтобы расслабиться, напряглась, сосредоточилась, не понимая, что так сама себе помешает, но рассказывать ей все это я не стал, только убедился, что мой ученик и наставник стоят на балконе.

Людгарден прислонился к стене и наблюдал довольно лениво. Он достал свою трубку и выдыхал кольца радужного дыма, а Эргат буквально висел на перилах, глядя на нас огромными восторженными глазами. Я улыбнулся ему и тут же посмотрел на Алику, протягивая ей вторую руку.

– Идем? – спросил я.

– Что вот прямо так? А мы не должны сказать какое-нибудь заклинение или…

Она сама осеклась, а я улыбнулся и просто сделал первый шаг из круга назад. Мое тело помнило дорогу и ему было не важно, как именно идти. Под ногами сразу засияла золотая линия, отчерчивающая путь. Свет исчез, а руны на потолке одна за одной загорались, словно звезды.

Алика неловко делала свой первый шаг за мною следом, а я улыбался, как безумный, только теперь осознав, что мне суждено разделить с ней одно из величайших истинных чудес в ее жизни.

Алика

Руки у Глюквендера были теплыми, потому мне совершенно не хотелось их отпускать, когда мы оказались в круге. Наверно, если бы в этом не было никакой надобности, я все равно решила бы держать их как можно крепче. Что именно мне помогало расслабиться: эти его теплые руки или сам зал – я не знала, но повинуясь какому-то внутреннему порыву, я закрыла глаза. Сделала глубокий вдох и даже первый шаг. Почему-то совсем не боялась ошибиться, чувствовала, что если не думать, тело все сделает само. Так и выходило. Я сначала шагнула, потом поняла, что все уже началось. Это все как живое незримое нечто закружилось вокруг меня приветственным вихрем теплого осеннего ветра и зашуршало, как опавшая листва под его лаской.

Неспешно открыв глаза, я на миг даже сама себе не поверила. Был зал, а теперь это было совершенно иное место: бесконечное пространство в пустоте, вечность, сотканная из чужих снов, не иначе. В этот миг я впервые в жизни подумала, что во мне живет еще и поэт, раз в голову приходит столько всяких дивных определений темноте, что нас окружала. Бездонной, бесконечной, глубокой и совершено безопасной. В такой никому и никогда не затаиться.

Глюквендер улыбнулся, продолжая вести меня по извитой дорожке, похожей скорее на золотую нить. Когда ее касалась нога, на ней на краткий миг образовывалась бусина, а потом она проваливалась во тьму, заставляя ту вибрировать, урчать, как довольный кот. Разноцветные огни вокруг нас и над нами мерцали и, кажется, становились ярче после каждой принесенной в дар бусины. С каждым шагом сила, словно вода, вытекала из меня. От нее немели ноги, но усталости не было, потому что энергия или даже сама жизнь падала невидимым теплым дождем, одним из летних дождиков, приносящих облегчение после невыносимо раскалившего мир дня.

Если бы сейчас мне сказали, что я здесь только ради этого момента, я бы согласилась. Я даже захотела бы остаться в этой приветливой тьме навечно. В голове не осталось места размышлениям, холодному расчету и сомнениям. Теперь там роились совершенно очаровательные глупости о дождях, сплетенных снах и покое, который несла окружавшая меня вечность. Наверно, от таких эмоций становятся поэтами. Я бы, тоже бросилась сочинять стихи, так и не заметив, что это совсем на меня не похоже, но мне было так радостно, что я совсем переставала следить за своими шагами, и не отпуская рук Глюквендера, кружила вокруг, забывая о дорожке. Под моими ногами золотые бусинки всплывали там, где нити не было, росли и снова утопали. От этого все вокруг заполнялось едва уловимым звоном, в котором я далеко не сразу узнала свой собственный смех. Смутилась, испугалась и подивилась, как изменился Глюквендер. Это были не внешние перемены. Он даже не перестал улыбаться, просто не было в нем больше никакой строгости, только пытливый взгляд полный восторга. Он даже не думал говорить мне, что чего-то делать нельзя, хотя не уверена, что здесь можно говорить.