Улыбка Келли тоже сползла с ее лица, в глазах начала появляться обида, и она резко отвернулась. Затем снова, спокойная и официальная, подошла к стулу, чтобы повесить свою сумочку.

— Кажется, я получила даже больше, чем заслуживаю, от обоих братьев Макгаурен, не так ли? — с горечью выговорила она.

Келли не ждала, что он станет отвечать ей на это и Билл не ответил. Он просто резко повернулся и ушел в свой кабинет.

К понедельнику Келли пришла в согласие с собой. Все, пора забыть о мужчинах. И о жалости к себе тоже. Да, ее обидели, рана долго еще будет болеть, она это поняла, но она не позволит случившемуся разрушить ее жизнь, не станет лелеять эту обиду и горечь до тех пор, пока не превратится в высушенную горем старую деву!

— Доброе утро, — приветствовала она Билла, заходя в приемную. Хотя в голосе ее не слышалось улыбки, все же по сравнению с прошлой неделей это было уже другое дело — тогда она с ним просто не здоровалась.

Так началась следующая неделя. И со временем Келли начала понимать, что, пока она переживала предательство Билла и даже не старалась наладить с ним отношения, сам он был глубоко потрясен тем, что открылось ему в те злополучные выходные. К пятнице ей стало окончательно ясно, что она не случайно полюбила этого человека, который долгое время скрывался под придуманной им самим маской. За эту неделю Келли узнала Билла с другой стороны: увидела его вежливым, заботливым и внимательным человеком, который относился к ней с уважением. В душе она радовалась, что успела вовремя подать заявление об увольнении, потому что с каждым днем влюблялась в него все сильнее.

Во второй половине дня он уехал, а так как дел у нее почти не осталось, у нее было время поразмыслить обо всем. К тому времени как Билл вернулся, Келли поняла, что раз ничего не может поделать со своим сердцем, которое не хочет понимать, что любить Билла бессмысленно и безнадежно, то ей остается только вести себя с ним с прежней отчужденностью. Однако от любого его заботливого замечания ее холодность тут же начинала таять, а сердце — тянуться к нему. Поэтому, чтобы уйти через две недели достойно, без слез и истерик, ей надо что-то придумать, чтобы скрепить свое глупое сердце.

— Много было работы? — спросил он, заходя и останавливаясь у ее стола. Он сразу отметил, что она ему не улыбнулась.

— Нет, не очень, — прохладно ответила Келли и увидела, как он прищурился сразу, заметив перемену в ее настроении. И на всякий случай, Чтобы он вдруг не спросил, почему она опять переменилась, быстро доложила: — У вас на столе сообщение от тех, кто звонил в ваше отсутствие. — И чуть не подпрыгнула от радости, когда на ее столе зазвонил телефон и она смогла на него отвлечься.

Не раз она бросала взгляды через открытую дверь в его офис, хотя ей стоило больших усилий не делать этого слишком часто. До конца работы оставался час. Наконец пробило пять. Она вскочила, опасаясь, что ее нервы не выдержат даже одной лишней минуты, быстро накрыла чехлом машинку, схватила сумочку, кинула начальнику холодное «До свидания» и почти бегом бросилась к своей машине.

Но и пять минут спустя она все еще сидела в своей машине, горько сожалея, что в свое время не отдала ее в ремонт. Снова и снова Келли пыталась ее завести, когда дверца машины вдруг открылась и в нее заглянул Билл.

— Придется отогнать машину в мастерскую, Келли.

— Да, пожалуй, — деревянным голосом согласилась она.

— Ну а тем временем, — самодовольно протянул он, — я к вашим услугам как личный шофер.

— Я… — начала было Келли и вдруг прочла в его глазах, что ему тоже смертельно надоела ее холодная напускная вежливость, и если она не может подняться над мелочными предрассудками и не примет его предложения с той же простотой, с какой оно было сделано, то сильно упадет в его глазах. — Спасибо, — спокойно ответила она.

Она садилась в его машину, когда ей вдруг пришло в голову: а с какой стати ей беспокоиться, как она выглядит в его глазах? Что ей до того, как Билл будет думать о ней, после всего, что он с ней сделал? О, как она могла полюбить такого черствого, бессердечного типа?

Словно зная, что она решила, в случае если он заведет с ней разговор, отвечать коротко и односложно, он молчал всю дорогу. Они ехали на средней скорости, Билл сидел с сосредоточенным выражением лица. Так они повернули на улицу, в конце которой стоял ее дом.

Но, уже собираясь выйти из машины, Келли вдруг услышала:

— Я знаю, что никакие мои извинения недостаточны, чтобы залечить ту рану, которую я вам нанес, Келли, — сказал Билл с очень серьезным видом. — Но я прошу вас, постарайтесь хотя бы поверить, что я ужасно сожалею о случившемся.

— С какой стати я должна вам верить? — запальчиво возразила она, хватаясь за свою гордость как за соломинку, чтобы он ни за что не догадался, что эта рана еще кровоточит.

— Потому, — сказал он намеренно медленно, растягивая слова и тем временем хватая ее за руку, словно для того, чтобы она не выскочила из машины и не убежала. Ощутив прикосновение его пальцев, она поняла, что ей предстоит нелегкая борьба, если она не хочет сдаваться. — Потому, — повторил он, — что мне очень хотелось бы начать все сначала. — Она рванулась от него, пытаясь высвободить свою руку, но он вцепился в нее еще крепче, настаивая, чтобы она его выслушала. — Я хочу пригласить тебя на ужин или куда хочешь. — Келли снова принялась молча вырывать у него руку, но поняла, что он не собирается ее отпускать.

— Это говорит твоя нечистая совесть! — прохрипела она, совсем забыв про всю холодность.

Билл принял ее презрительный вызов с достоинством.

— Моя совесть тут ни при чем, нечистая она или еще какая-то, — спокойно заявил он. Потом, помолчав, прибавил, уже не таясь: — Я чувствую, что начал тебя немного узнавать, Келли. Мне хочется, чтобы и ты получше меня узнала.

В ней заклокотал гнев и скоро достиг предела. Она была даже рада этому и с холодной яростью выпалила:

— По-моему, мы знаем друг друга уже даже слишком хорошо! — Ее лицо стало пунцовым, но отступать было поздно. — Ты меня сумел обмануть один раз, Билл Макгаурен, во второй раз у тебя ничего не выйдет, не надейся!

— На этот раз все будет по-настоящему, — произнес он со всей искренностью, на какую был способен. — Пойдем со мной, Келли, — наконец взмолился он, хватая ее за руки и сжимая их в немом порыве. — Я, понимаешь… мне надо сказать тебе что-то очень важное. Но я не могу этого сделать, если ты не пойдешь мне навстречу.

Он так подействовал па нее этим призывом, что она едва не поддалась на его уговоры, едва не позволила сердцу снова возобладать над разумом и чуть не согласилась идти с ним. Но тут вспомнила, как часто и во всем шла ему навстречу, и ее начал душить гнев.

— Все, что вы хотите мне сказать, можете говорить сейчас, — коротко ответила Келли и заметила в его глазах злой огонек.

— Нет, сейчас не время и не место, — возмутился он, начиная недовольно хмуриться.