А затем мы резко выскочили из темноты, прорвались сквозь последние черные клочья Каньона и пулей помчались к голубоватому рассветному небу.

Земля находилась на пугающе близком расстоянии.

– Убери свет! – крикнул Штурмхонд.

Я опустила руки и с отчаянием схватилась за перила кубрика. Я увидела длинную ленту дороги, в отдалении сияли городские огни, а здесь, среди холмов лежало узкое синее озеро, утренний свет играл бликами на его поверхности.

– Еще немного!

Шквальная всхлипнула, от прикладываемых усилий ее руки дрожали. Паруса опустились. «Колибри» продолжала снижаться. Мы снизились до уровня деревьев, и ветки царапнули по корпусу.

– Все ложитесь на пол и держитесь крепко! – сказал капитан. Мы с Малом забились в глубь кубрика и уперлись ногами и руками в стены. Он переплелся со мной пальцами. Маленькое судно затряслось и загрохотало.

– Мы не успеем, – прохрипела я.

Мал ничего не ответил, только крепче сжал меня за руку.

– Приготовьтесь! – взревел Штурмхонд.

В последнюю секунду он нырнул в кубрик и свернулся в калачик. Ему хватило времени только на то, чтобы сказать: «А тут уютно». Затем мы врезались в землю с такой силой, что у меня загремели кости.

Нас с Малом отбросило в другую часть кубрика. Корабль со скрежетом зарывался в землю, его корпус раскалывался на части. Вдруг послышался громкий всплеск, и мы поплыли по воде. Я услышала ужасный, мучительный звук и поняла, что один из корпусов отвалился. Мы грубо подпрыгнули на поверхности, а затем каким-то чудом остановились.

Я попыталась оценить обстановку. Я лежала на спине, прижатая к одной из стен кубрика. Кто-то рядом тяжело дышал.

Осторожно пошевелилась. На голове росла шишка, ладони были исцарапаны, но в целом ничего смертельного.

Через пол кубрика просачивалась вода. Я услышала всплески и чьи-то перекрикивания.

– Мал? – отважилась пропищать я.

– Цел, – ответил он откуда-то слева. – Нужно уходить.

Я оглянулась, но Штурмхонда нигде не увидела.

Когда мы вылезли из кубрика, корабль начал опасно крениться. Мы услышали треск, и одна из мачт сломалась, падая в озеро под весом парусов.

Все попрыгали в воду и быстро поплыли, чтобы нас не утянуло на дно вместе с судном.

Один из членов экипажа запутался в веревках. Мал нырнул, чтобы помочь ему, и я чуть не заплакала от облегчения, когда они оба показались на поверхности.

Я увидела близнецов, за ними плыли другие члены команды. Толя держал под мышкой раненого шквального. Далее всплыл Штурмхонд, тянущий на себе матроса, который потерял сознание. Мы добрались до берега.

Мои побитые конечности налились свинцом, отягощенные промокшей одеждой, но я все же смогла доплыть до отмели. Мы вылезли из воды, упорно пробираясь через скользкие заводи с тростником, и распластались на широком полукруглом пляже.

Отдышавшись, я прислушалась к будничным звукам раннего утра: стрекоту сверчков в траве, пению птиц в лесу, низкому кваканью лягушек. Толя исцелил руку раненому шквальному и попросил его пошевелить пальцами, согнуть локоть. Штурмхонд вышел на берег и передал последнего матроса под опеку Тамары.

– Он не дышит, – сказал капитан, – и я не чувствую пульса.

Собрав волю в кулак, я села. Солнце грело мне спину, освещая озеро и контуры деревьев золотистым сиянием. Тамара прижала руки к груди матроса, используя свою силу, чтобы выкачать воду из его легких и заставить сердце биться. Шли минуты, но мужчина продолжал неподвижно лежать на песке. Затем резко вдохнул. Его веки затрепетали, и он выплюнул озерную воду себе на рубаху.

Я с облегчением вздохнула. Не хватало еще одной смерти на моей совести.

Другой член экипажа сжимал себе бок и проверял, все ли ребра целы. На лбу Мала значился глубокий порез. Но все были на месте. Все добрались.

Штурмхонд зашел обратно в воду. Когда она оказалась ему по колено, задумчиво уставился на гладкую поверхность озера. Его шинель плавно покачивалась сзади. Не считая вскопанной полосы земли вдоль берега, от «Колибри» не осталось никаких признаков существования.

Ко мне повернулась шквальная.

– Что там произошло?! – рявкнула она. – Кову чуть не убили! Как и всех нас!

– Не знаю, – ответила я, упираясь лбом в колени.

Мал приобнял меня, но я не испытала облегчения. Мне хотелось найти объяснение увиденному.

– Не знаешь? – недоверчиво переспросила она.

– Не знаю! – повторила я, удивившись нахлынувшей ярости. – Я не просила лететь в Каньон! Не я искала встречи с волькрами! Почему бы тебе не спросить у своего капитана, что там произошло?

– Она права, – отозвался Штурмхонд, выходя на берег и снимая изорванные перчатки. – Нужно было предупредить ее. И не стоило лететь к гнезду.

Почему-то тот факт, что он меня поддерживал, разозлил еще больше. Затем Штурмхонд снял шапку и очки, и мой гнев сменился полной растерянностью.

Мал тут же вскочил на ноги.

– Какого черта?! – сказал он низким угрожающим голосом.

Я присела, словно парализованная, боль и изнеможение затмило зрелище, которое мы наблюдали перед собой. Я не знала, на что именно смотрела, но радовалась, что Мал тоже это видел. После случившегося в Каньоне я не доверяла собственным глазам.

Штурмхонд вздохнул и провел рукой по лицу – лицу незнакомца.

Его острый подбородок округлился. Нос все еще был слегка искривлен, но без ярко выраженной горбинки. Волосы сменили рыжевато-коричневый оттенок на темно-золотистый и были аккуратно подстрижены на военный манер. А странные глаза зелено-болотистого цвета прояснились и стали светло-карими. Он выглядел совершенно иначе, но это безусловно был Штурмхонд.

«И он красив», – подумала я с непонятно откуда взявшейся обидой.

Только мы с Малом пялились в удивлении. Ни один член экипажа не выглядел ошарашенным.

– У тебя есть портной, – сказала я.

Штурмхонд скривился.

– Я не портной, – раздраженно вставил Толя.

– Нет, твой талант проявляется в других сферах, – попытался успокоить его капитан. – В основном в сферах убийства и избиения.

– И зачем ты это сделал? – спросила я, пытаясь привыкнуть к тому, что голос Штурмхонда доносился изо рта другого человека.

– Было очень важно, чтобы Дарклинг меня не узнал. Он не видел меня с тех пор, как мне было четырнадцать, но я не хотел рисковать.

– Кто ты? – гневно вопросил Мал.

– Сложный вопрос.

– Вообще-то, он довольно прост, – рявкнула я, становясь на ноги. – Но, чтобы на него ответить, требуется говорить правду. А ты, похоже, совершенно на это неспособен.