В столовой пусто, хотя на столах подносы с недоеденной едой. Похоже, драка здесь из числа тех событий, которые нельзя пропустить. Как только я перестаю сопротивляться, Оби отпускает меня и ведет к столу возле кухни в задней части помещения.

— Садись. Сейчас вернусь.

Я сажусь на металлический стул, все еще дрожа от избытка адреналина. Он направляется на кухню. Я делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться и взять себя в руки. Оби возвращается с аптечкой и пакетом замороженного зеленого горошка.

Он протягивает мне пакет:

— Приложи к щеке. Не так сильно распухнет.

Я беру пакет, глядя на знакомое изображение зеленого горошка, и осторожно прижимаю его к щеке. Тот факт, что у них есть электричество для поддержания работы холодильника, производит на меня не меньшее впечатление, чем весь лагерь. Способность сохранять некоторые признаки цивилизации, когда весь мир погружается в темные века, вызывает благоговейный трепет.

Оби смывает кровь и грязь с моих царапин. В основном это действительно не более чем царапины.

— Дерьмовый у вас лагерь, — говорю я.

От холодного горошка скула немеет, и слова звучат не слишком разборчиво.

— Извини... — Он смазывает царапины антибиотической мазью. — Люди настолько напряжены и взвинчены, что порой нужно давать им возможность выпустить пар. Главное, чтобы это происходило под контролем.

— Хочешь сказать — то, что случилось сейчас, происходило под контролем?

На его лице возникает легкая улыбка.

— Вряд ли Боуден так думает. — Он смазывает мазью мои оцарапанные костяшки пальцев. — Одна из уступок, на которые мы пошли, — если начинается драка, никто не вмешивается, пока не определится победитель или не возникнет угроза для жизни. Мы просто разрешили делать ставки на исход драки. Это позволяет выпустить пар как дерущимся, так и зрителям.

Вот тебе и возможность поддерживать цивилизацию...

— Кроме того, — продолжает он, — когда весь лагерь делает ставки на результат драк, это помогает сократить их количество. Если знаешь, что никто не придет тебе на помощь, а будет только таращиться, начинаешь относиться к дракам всерьез.

— То есть все знали об этом правиле, кроме меня? Что никому не разрешено вмешиваться?

Знал ли о нем Раффи? Хотя вряд ли бы это его остановило.

— Люди могут вмешиваться, если хотят, но это дает право вмешаться кому-то другому на стороне противника, чтобы бой оставался честным. Вряд ли кому-то из сделавших ставку понравилось бы иное.

Значит, для Раффи нет никакого оправдания. Он мог вмешаться, просто нам пришлось бы драться с кем-то еще. Ничего такого, чего не бывало раньше.

— Извини, что никто не объяснил тебе правил игры. — Он перевязывает мой кровоточащий локоть. — Просто женщины у нас никогда прежде не дрались. — Оби пожимает плечами. — Мы не ожидали такого от тебя.

— Это означает, что ты проиграл свою ставку?

Он мрачно усмехается:

— Я делаю только крупные ставки, когда дело касается жизни и будущего человечества. — Его плечи опускаются, словно под тяжким бременем. — Кстати, ты отлично себя показала. Нам вполне мог бы пригодиться кто-то вроде тебя. Бывают ситуации, когда девушка справляется лучше, чем целый взвод мужчин. — Его улыбка становится мальчишеской. — Если, конечно, ты не станешь бить физиономию ангелу за то, что он тебя разозлит.

— Серьезное предложение.

— Мы можем это обсудить. — Он встает. — Подумай.

— Собственно, я как раз пыталась с тобой поговорить, когда мне преградила дорогу эта горилла. Ангелы забрали мою сестру. Ты должен отпустить меня, чтобы я смогла ее найти. Клянусь, я никому не скажу ни о вас, ни о вашем местонахождении, ни о чем вообще. Пожалуйста, отпусти!

— Мне жаль твою сестру, но я не могу подвергнуть всех опасности, просто поверив твоему слову. Присоединяйся к нам, и мы поможем ее вернуть.

— К тому времени, когда ты наберешь свою армию, будет уже слишком поздно. Ей всего семь лет, и она прикована к инвалидной коляске.

Мне мешает говорить комок в горле. Я не в силах сказать того, что знаем мы оба: возможно, уже слишком поздно.

Он с искренним сочувствием качает головой:

— Прости. Здесь каждому довелось похоронить кого-то из любимых. Вступай в наши ряды, и мы заставим этих уродов поплатиться.

— Я не собираюсь ее хоронить. Она жива, — с трудом выговариваю я. — Я должна найти ее и спасти.

— Конечно. Я вовсе не имел в виду, что она умерла.

На самом деле мы оба понимаем, что именно это он и подразумевал. Но я делаю вид, что верю красивым словам. Вежливость вознаграждается — так, насколько я слышала, говорят своим дочерям другие матери.

— Скоро мы снимемся с места, и ты сможешь уйти, если все же решишь нас покинуть. Надеюсь, что ты этого не сделаешь.

— Скоро — это когда?

— Эту информацию я раскрыть не могу. Все, что я могу сказать, — нам предстоит серьезная работа. Ты могла бы принять в ней участие. Ради твоей сестры, ради человечества, ради всех нас.

Он хороший человек. Возникает желание встать и отдать ему честь, напевая национальный гимн. Но вряд ли он это оценит.

Конечно, я на стороне людей. Но на моих плечах и без того лежит больше ответственности, чем я могу выдержать. Мне просто хочется быть обычной девушкой, живущей обычной жизнью. Больше всего на свете меня должно заботить, какое платье надеть на школьный бал, а не как сбежать из полувоенного лагеря, чтобы спасти сестру от жестоких ангелов, и уж точно не как вступить в армию Сопротивления, чтобы отразить вторжение и спасти человечество. Я знаю пределы своих возможностей, а то, что происходит сейчас, намного их превосходит.

Так что я просто киваю. Пусть понимает как хочет. На самом деле я и не ожидала, что он меня отпустит, но попытаться стоило.

Едва он выходит за дверь, возвращается толпа обедавших. Вероятно, все понимают, что когда Оби беседует с одним из подравшихся, их следует оставить наедине. Интересно, что он привел меня в столовую во время обеда, заставив остальных ждать, пока мы не закончим, и тем самым дав понять всем в лагере, что обратил на меня свое внимание.

Я встаю, высоко держа подбородок и избегая смотреть людям в глаза. Пакет с зеленым горошком держу в руке, чтобы не привлекать внимания к своим ранам. Будет лучше, если о том, что я вообще дралась, тут поскорее забудут. Если Раффи и находится в этой толпе обедающих, я его не вижу. Ну и пусть. Надеюсь, ему не удалось переспорить здешнего букмекера. Он вполне заслуживает проигрыша.

Стоит мне выйти из столовой и направиться к прачечной, как из-за угла здания выходят двое рыжих парней. Если бы не их одинаковые улыбки, я бы решила, что они устроили на меня засаду.