Это близнецы. Растрепанные, в грязной гражданской одежде, но сейчас это вполне обычное дело. Наверняка и я сама выгляжу точно так же. Им еще нет и двадцати, оба высокие и худые, с озорными глазами.

— Здорово ты его отделала, — говорит первый.

— Ага, поставила старину Джимми Боудена на место, — говорит второй. Он прямо-таки светится от счастья. — Так ему и надо.

Я останавливаюсь и киваю, вежливо улыбаясь и прижимая к щеке пакет с замороженным зеленым горошком.

— Я Траляля, — говорит первый.

— Я Труляля, — говорит второй. — Большинство называют нас Тра-Тру, потому что не могут отличить друг от друга.

— Вы ведь шутите?

Оба качают головой с одинаковыми дружелюбными улыбками. Они скорее похожи на парочку огородных пугал, чем на толстеньких Траляля и Труляля из знакомой с детства книжки.

— С чего бы вас так называть?

Тра пожимает плечами:

— Новый мир, новые имена. Мы собирались стать Гогом и Магогом.

— Это были наши имена в онлайне, — говорит Тру.

— Но к чему так мрачно? — замечает Тра.

— Гог и Магог — это забавно, когда мир помешан на деньгах и все просто, — говорит Тру. — Но теперь...

— Теперь уже не так, — говорит Тра. — Повсюду смерть и разрушения...

— Обычное дело.

— Люди к ним привыкли.

— Уж лучше мы будем Траляля и Труляля.

Я киваю — что еще им ответишь?

— Меня зовут Пенрин. В честь выезда с шоссе номер восемьдесят.

— Прикольно.

Оба кивают, словно хотят сказать: да, мы понимаем, что значит иметь таких родителей.

— Все про тебя говорят, — заявляет Тру.

Не уверена, что мне это нравится. Драка вовсе не входила в мои планы. Впрочем, в моей жизни случилось много такого, что не входило ни в какие планы.

— Круто. Если вы не против, я, наверное, пойду.

Я тычу в сторону близнецов пакетом, пытаясь пройти между ними.

— Погоди... — Тра понижает голос до театрального шепота. — У нас к тебе деловое предложение.

Я вежливо останавливаюсь. Если только их предложение не состоит в том, чтобы помочь мне отсюда выбраться, больше ничего интересного от них я не жду. Но поскольку братья не уходят с дороги, мне ничего не остается, как слушать.

— Ты понравилась публике, — говорит Тру.

— Как насчет того, чтобы повторить представление? — спрашивает Тра. — Скажем, за тридцать процентов от выигрыша?

— О чем вы? Предлагаете рисковать жизнью за жалкие тридцать процентов выигрыша? К тому же деньги больше ничего не значат.

— Дело не в деньгах, — говорит Тру. — Деньги мы используем лишь как обозначение относительной стоимости ставки.

Его лицо оживляется, словно парня приводит в неподдельный восторг экономика постапокалиптических азартных игр.

— Ты пишешь свое имя и на что ты ставишь, скажем, на пятидолларовой бумажке, и для букмекера это просто значит, что ты хочешь поставить нечто более ценное, чем бумажка в один доллар, но менее ценное, чем бумажка в десять долларов. Именно букмекер решает, кто что получает и кто что отдает. Скажем, кто-то теряет четверть пайки и получает дополнительную работу на неделю. Или если он выигрывает, то получает чью-то пайку в дополнение к своей, а кто-то неделю за него чистит уборную. Поняла?

— Поняла. Но мой ответ все равно — нет. К тому же никакой гарантии, что я выиграю.

— Ха! — Тра улыбается, словно торговец чересчур подержанными автомобилями. — Нам как раз нужна гарантия, что ты проиграешь.

Я хохочу во все горло:

— Вам что, нужно, чтобы я сдалась?

— Тсс! — Тра театрально оглядывается вокруг.

Мы стоим в тени между двумя зданиями, и никто, похоже, нас не замечает.

— Это было бы круто, — говорит Тру. Его глаза озорно блестят. — После того, что ты проделала с Боуденом, шансы точно будут в твою пользу, когда подерешься с Анитой...

— Драться с девушкой? — Я скрещиваю руки на груди. — Еще чего не хватало!

— Это нужно не только нам, — словно защищаясь, отвечает Тра. — Это настоящее развлечение для всего лагеря.

— Угу, — говорит Тру. — Кому нужно телевидение, когда есть вода с мылом?

— Мечтай, как же. — Я пытаюсь протиснуться мимо них.

— Мы поможем тебе сбежать, — чуть понизив голос, говорит Тра.

Я останавливаюсь, мысленно обдумывая с десяток возможных сценариев.

— Мы раздобудем ключи от твоей камеры.

— Мы отвлечем часовых.

— Мы сделаем так, что никто не станет интересоваться тобой до утра.

— Все, чего мы просим, — одна драка.

Я поворачиваюсь к ним:

— Зачем вам рисковать предательством ради какой-то драки в грязи?

— Ты понятия не имеешь, чем я готов рискнуть ради честной драки в грязи между двумя крутыми телками, — говорит Тра.

— В любом случае никакое это не предательство, — говорит Тру. — Оби все равно тебя отпустит, это лишь вопрос времени. Мы тут вовсе не для того, чтобы держать в плену людей.

— Почему же до сих пор не отпустил? — спрашиваю я.

— Потому что хочет завербовать тебя и того парня, с которым ты пришла. Оби — единственный ребенок в семье, и ему не понять, — говорит Тра. — Он считает, что, если продержать вас тут несколько дней, вы раздумаете уходить.

— Но мы не такие дураки. Если он несколько дней будет петь патриотические песни, вряд ли это убедит тебя бросить сестру, — говорит Тру.

— Это точно, братан, — говорит Тра.

Они касаются друг друга кулаками:

— Чертовски точно.

Я смотрю на них. Они действительно понимают меня. Они никогда не бросили бы друг друга. Возможно, у меня появились настоящие союзники.

— Мне что, действительно нужно устроить эту дурацкую драку, чтобы вы мне помогли?

— Угу, — отвечает Тра. — Без вопросов.

Оба улыбаются, словно озорные мальчишки.

— Откуда вы про все это знаете? Про мою сестру? Про то, о чем думает Оби?

— Это наша работа, — говорит Тра. — Некоторые называют нас Тра-Тру. Другие называют нас Крутыми Шпионами.

Он театрально приподнимает брови.

— Ладно, Крутой Шпион Тра-Тру, на что поставил в той драке мой друг?

Само собой, это не имеет никакого значения, но мне все равно хочется знать.