Приборы были отключены, датчики отсоединены от неподвижного тела, и кровать с покойницей, прикрытой простыней, поспешно выкатили из зала.

Чем дольше длилась эта трагическая, но, увы, вполне привычная для реанимационных залов суета, тем, как это ни странно, спокойней и уверенней чувствовала себя Ольга. Ее разговор с Гантимуром, все, что он только что рассказал, словно бы тоже оказались накрыты некоей почти непроницаемой простыней обыденности, и сейчас было уже почти возможно убедить себя, что все это бред.

Бред, морок! И к ней отношения не имеет!

Обойдя пациентов, проверив состояние каждого и обнаружив, что Ольга не спит, врач, заменивший Кирилла, спросил, не хочет ли она есть:

– Время ужина, конечно, мы пропустили, но если попросим, то еду принесут. Сегодня, кажется, запеканка – макароны с мясом – и чай. Кстати, очень вкусная запеканка!

Ольга взглянула на него с ужасом:

– Какая может быть еда?! И вообще, я хотела бы уйти отсюда. Я отлично себя чувствую!

– Насколько мне известно, – врач взглянул на пластиковый планшет с данными Ольги, прикрепленный к спинке ее кровати, – Кирилл Андреевич собирался оставить вас здесь до утра, а потом посоветоваться с главврачом, чтобы тот решил, можно ли вас выписать или вам лучше еще полежать в палате общей терапии. Его нерешительность можно понять. Вообще непонятно, как вы остались живы после того, как на вас сегодня обрушилось столько бед!

– Вот именно, бед, – прошептала Ольга. – Ведь и Кирилла я…

Она осеклась, удержала на самом кончике языка уже готовые сорваться слова о том, что это она убила доктора Поликанова. Да после таких слов ее не в палату общей терапии переведут, а в психушку отправят!

И в приступе отчаянной надежды Ольга принялась снова и снова умолять этого незнакомого доктора отпустить ее, потому что у нее в областном медицинском центре лежит муж, который находится в коме, рассказала и про ненавидящую ее свекровь, которая не подпускает ее к Игорю, и про добряка свекра, который, конечно, больше никогда не пойдет Ольге навстречу, если она не появится этой ночью… в общем, наговорила сквозь слезы множество отчаянных слов, – однако постоянно чувствовала присутствие Гантимура, который словно бы не сводил с нее настороженного взгляда… и это при том, что она видела: глаза его закрыты!

Все уговоры были бессмысленны, да Ольга и так знала, что они окажутся бессмысленны!

Врач сказал, что она в любом случае останется здесь до утра, потому что все выписки происходят в первой половине дня и без подписи главврача Ольгу из больницы не выпустят, а главный уже ушел.

Наконец свет в зале приглушили, хотя и не выключили совсем – не положено; персонал в последний раз прошелся вдоль кроватей, проверяя показания мониторов. Затем свет потушили: теперь слабо светилась только лампочка у столика палатной сестры.

В палате царила тишина.

Ольга устала от слез, лежала тихо, измученная до предела этим бесконечным днем, этими неистовыми ужасами, лежала и думала о Кирилле.

Пыталась вспоминать прошлое, их дружбу, его безответную любовь, его ревность, однако в памяти постоянно возникало лицо с тем новым, пугающим выражением, белые, словно бы серебром затекшие глаза, звучал чужой, ненавидящий голос…

Что случилось с Кириллом? Не может, не может оказаться правдой этнографический бред Гантимура! Ведь Кирилл не умер сразу после отчаянных, страшных Ольгиных слов – он рвался, боролся за жизнь, он словно бы сопротивлялся чему-то…

– Конечно, – пробормотал Гантимур. – Он всей душой противился тому, что должен был стать убийцей. Это противоречит его судьбе, его сути! Он всю жизнь воскрешал или пытался воскрешать людей, а мугды принуждал его к убийству. Вот этот взрыв противоречий и позволил ему оставаться живым еще несколько минут после того, как ты отдала ему приказ погибнуть. Но мугды все еще владеет им, и он придет, чтобы довершить начатое. Помни: надо молчать, когда он позовет тебя.

«Что за чушь?» – едва не выкрикнула Ольга, но вдруг вновь зазвучал в ее голове рассудительный голос: «Если человек оказался ночью на перекрестке или на кладбище, а также опасно болен и вдруг услышит неведомый голос, окликающий его по имени, он ни в коем случае не должен отзываться: этот голос может принадлежать нечистой силе, ибо порча носится в воздухе и ищет себе жертвы!»

– Но если это так, если это правда, почему я должна оставаться здесь и ждать смерти? – хрипло спросила Ольга. – Ты собирался увести меня куда-то – почему мы не можем уйти сейчас?

– Нужно ждать полуночи, – ответил Гантимур, и сколько Ольга ни пыталась выспросить у него хоть что-то еще, он больше не отвечал ни слова.

Время шло, текли минуты, и постепенно спокойствие начало возвращаться к Ольге.

В самом деле, ну почему она так покорно ведется на «этнографический бред»? Почему так прислушивается к странным голосам, которые звучат в ее голове? Этой голове нужна помощь хорошего психиатра, а не какого-то там «потомка шамана», который городит невесть что об опасных вещах, в которые вселяется мугды…

А кстати, вопрос на засыпку: оттуда мугды – существо как бы эфемерное, и не существо даже, а дух бесплотный! – может раздобывать предметы вполне материальные, более того, весьма престижные – настолько престижные, что нашедший их человек не может ими пренебречь: пистолет, мобильник, ручку знаменитой фирмы?

– Ты забываешь, что у него есть бокан, – шепнул Гантимур. – Раб мугды.

– То есть раб мугды грабит салоны сотовой связи, бутики офисных товаров, а заодно и оружейные магазины? – презрительно выдавила Ольга. – Да Скалолазку и близко к ним не подпустят! Его с порога вышвырнут вон!

– Мугды способен на недолгое время завладевать и другими людьми, а не только своим рабом. Этого достаточно, чтобы кто-то передал бокану пистолет, телефон, ручку… да что угодно! Этого также достаточно, чтобы заставить сестру незадолго до полуночи покинуть свой пост, – прошелестел Гантимур.

Ольга приподнялась, вгляделась. Да, за столиком палатной сестры было пусто, Ольга и не заметила, как сестра ушла.

– Теперь будь настороже! – приказал Гантимур, и вслед за его словами до Ольги долетел бой часов, тяжело, гулко разносившийся в ночи…

В давние времена

Прошло еще какое-то время, и помер старый священник в селе Берложье, а вместо него приехал новый, молодой – отец Каллистрат. Петр Митяхин у него печку в доме правил, воротился к дочке сам не свой – глаза так и сияют – и долго рассказывал, какой добрый да приветливый новый батюшка, как собой пригож, а самое главное – холостой, нету у него попадьи.

Луша удивилась: как так? Ведь прихода не дают неженатым.

Оказывается, накануне выезда в Берложье молодой батюшка должен был свадьбу сыграть, да, на беду, невеста его померла в одночасье. А Берложье таким медвежьим углом считалось (одно название чего стоило!), что отправлять там службы мало находилось желающих. Поэтому отца Каллистрата в Берложье все-таки отправили, обязав его найти новую невесту и жениться как можно скорей.