Зоэ. ― Братья улыбнулись преподавательнице приторными улыбками послушных мальчиков.

― Какое интересное у тебя прозвище…

― Да вы, блин! ― Эрен покраснел от стыда и подскочил, злобно сжав руки в кулаки. ― Черти! Что, пять минут подождать не могли?

― Так мы заранее, типа, ― неуверенно пробубнил Марсель. ― Пацаны уже все собрались, только тебя и Блаус ждём.

― Мы сейчас подойдём. Шуруйте на улицу пока. ― И с теплотой обратился к Ханджи: ― Спасибо за урок, было здорово. Как и всегда.

Они вышли с Сашей под ручку, по традиции хваля друг друга за сегодняшние успехи на занятии, и синхронно состроили удивлённые мины, когда увидели, как много народу собралось. Здесь была не только их компания, но и, по всей видимости, друзья Галлиардов, которые учились в других школах. Эрен глубже втянул прохладу вечера: она пахла громкоголосой юностью, ускользающим восторгом и предвкушением новизны. По мокрому асфальту, усыпанному жемчугом фонарного света, шелестели грязные засохшие листья, и в их игривом шёпоте Эрену слышалось: «Забудь свои тревоги и живи. Сегодня будет счастливо и весело. Забудь обо всём. Забудь, забудь, забудь…»

«Свет фонарей так печально и влюблённо ложится на ступени, словно предрекает кому-то сегодня собственные страдания», ― подумалось Эрену, когда они с Сашей спускались с крыльца.

Дома тоскливо и холодно: где прежде были любовь и опора, теперь лишь горечь и недопонимание. Идти туда ― всё равно что опускать голову на плаху. Уж лучше обволакивающий вечер, полный неизведанного. Уж лучше… Того гула, что гремел в ушах… Не думать об этом. Выбросить на помойку. Истязать себя пустыми догадками бессмысленное занятие, только жути нагоняет понапрасну.

Сегодня ночь безмятежного счастья. Пусть так и остаётся.

Перед лицом возникла большая жилистая кисть с зажатой меж пальцев сигаретой. Эрен чуть отклонился в сторону от неожиданности и взглянул на угостившего.

― Здорово. Будешь? ― бодро произнёс Райнер и улыбнулся натужной улыбкой, больше напоминавшей оскал испуганного тойтерьера. В его глазах плескались тёплые огоньки радушия. ― Это с яблочным ароматизатором. Порко сказал, что ты любишь такие бабские.

― Ага, запиваю их капучино, сидя на подоконнике, и плачу под Лану Дель Рей¹{?}[Современная американская певица, автор песен и поэтесса. Слава пришла к ней в 2011–2012 гг. с выходом альбомов «Born to Die» и «Paradise».], ― скривив лицо, выплюнул Эрен. ― Порко пусть идёт в жопу за ущемление яблочных сижек!

Немного подумав, Райнер почесал подбородок, затем постучал по плечу Галлиарда:

― Порко, иди в жопу. И вообще-то я тоже люблю пидорские сижки с яблоком.

Эрен часто заморгал в недоумении, но не смог сдержать накатившего смеха: «Я уже и забыл, что он может быть таким».

― Что? Ты чего быкуешь на меня? Раз нравится, вот и курите с Егермейстером вдвоём своё говнище.

― Обязательно всё время вести себя как обмудок? ― спокойно проговорил Браун и затянулся, затем дал прикурить Йегеру.

― Да хорош вам, эй! ― вмешался Жан. ― Обалденно же начали, что вы опять сцепились?

― Кто бы говорил! ― Порко надменно прищурился и издал бесовскую усмешку. ― Сейчас ещё часик-другой, и вы с Эреном тоже начнёте собачиться за компанию.

― Справедливое замечание, ― буркнула Саша, копошась в перекинутой через плечо сумочке в поисках наличных. Она не особенно вникала в беседу, зато охотно открывала рот, когда Конни подносил к её лицу очередную горсточку чипсов под рассказ о новом альбоме любимой музыкальной группы.

― Жаль, что мы в прошлом так не собирались, ― произнёс Райнер себе под нос, отдавшись внезапной меланхолии. ― Если бы только все могли приглядеться друг к другу, если бы только нас никто не смел переубеждать…

Браун притих, заметив, что Эрен пристально глядел на него сквозь дымные струи, и белые кляксы внутри его зрачков продолжали танцевать свинг.

― В прошлом?

Эрен понимал, что придирается к сказанному, но не мог оставить без внимания то, что Райнер выбрал именно это слово. Не «раньше» или «прежде» ― «в прошлом».

― И в чём переубеждать? ― продолжил назойливо интересоваться он.

― Да я так, просто болтаю сам с собой…

― И часто ты болтаешь с собой?

― Время от времени. Когда эмоции нахлынут…

― Или когда не можешь отделаться от слишком ярких воспоминаний. ― Эрен решил хитростью выманить Райнера на откровение. ― Понимаю.

― Вряд ли ты понимаешь.

― Объясни. Я терпеливый слушатель.

― Это ты-то терпеливый? ― с гулкой усмешкой спросил Браун.

― Поверь, я стал куда терпеливее, чем прежде… Райнер. ― Эрен не сводил пронзающих глаз со своего собеседника и увидел в нём смятение и растерянность. ― Когда разойдёмся с ребятами, можем прогуляться по городу, поболтать. Я бы и тебя с удовольствием послушал, ведь у нас накопилось столько тем для разговора, что даже не знаю, с чего начать.

Эти слова. Почему именно они? Эрен не мог вспомнить, при каких обстоятельствах произнёс их. Зато отчётливо помнил, что та встреча была важна, но почему? Всё его существо словно противилось раскрывать детали и собственные мотивы. По спине опустился каскад мурашек: «Это связано с тем чудовищным поступком, которого я не помню? Даже думать не хочу! Моё сознание либо жестоко заигрывает со мной, либо оберегает от неудобной правды». Что бы ни укрывалось за возникшими из ниоткуда словами, важнее было то, что сказанное и вправду подействовало на Райнера:

― Блядь… Неужели ты хочешь сказать, что…

― Пиво нам не продадут: Порко не взял свои фальшивые права! ― захныкал Армин, уткнувшись лбом в спину лучшего друга.

― Эм… да, я как раз именно это и хотел сказать, ― задумчиво пробормотал Эрен и состроил нелепую мину.

«С ума сойти! За все пятнадцать лет он первый, кого я заподозрил в сохранившихся воспоминаниях о прошлой жизни. Даже не знаю, полегчало мне или стало тревожно. Я ревностно стремился вытянуть из него правду, а теперь чувствую себя потерянным и неготовым к подобному разговору. Жалкий трус: боюсь открытой беседы с бывшим врагом!.. Врагом… Я восхищался им, считал надёжным товарищем и опорой. Я ненавидел его, мечтал сжить со свету и причинить неимоверные страдания. Я сострадал ему. Я сражался с ним ― бок о бок и против него. Можно сколько угодно отрицать, но Райнер по-настоящему особенный человек на моём пути. Моё отражение».

Эрен уже не мог разобрать, что там мямлил в капюшон его толстовки Армин, но озадаченный и сокрушённый вид Кирштайна отвлёк его от мрачных