— Там же совсем немного, всего рублей семьдесят, — жалобно откликнулась жена. Помолчав, она продолжила.

— Как ты думаешь, если мы будем иногда такую мазь продавать, нас в тюрьму не посадят за спекуляцию?

— Ну, если иногда, по настойчивой просьбе, наверно, не посадят. Только в амбулатории тогда ее больше делать нельзя. Придется этим дома заниматься.

Лида поморщилась, наверно, вспомнив запах в ассистентской комнате, вздохнула и сказала:

— Ну, если иногда, то можно и потерпеть.

На следующий день, когда я утром пришел на работу, Аксель встретил меня широкой улыбкой.

— Саня! Привет, как дела, как настроение?

— Нормальное у меня настроение.

— Ну, и отлично! Слушай, у меня тут такое дело к тебе. Понимаешь, мама всю мазь уже использовала. Не мог бы ты еще немного сделать.

— Аксель, я же тебе говорил, мазь надо совсем чуть-чуть на суставы наносить. Ее должно было месяца на три хватить.

Вейсман виновато пожал плечами.

— Объяснял я ей сто раз. Да разве она слушает? Как поняла, что мазь помогает, начала себя с ног до головы натирать.

Вчера вечером остатки прикончила.

Несмотря на то, что мне хотелось многое сказать водителю, говорить я не ничего стал. Все равно его не переделать.

Сам виноват, должен был заранее предупредить, что мази получиться меньше, чем переданного мне жира. К сожалению, я даже не предполагал, что получится настолько меньше.

— Аксель, помнишь наш последний разговор? Я обещал сделать первую порцию мази бесплатно. А дальше все ваши капризы только за денежки.

Вейсман мои слова принял, как должное лишь согласно кивнул и спросил, сколько будет стоить такая же баночка, как в прошлый раз.

Увы, Виагра и город Ленинград с его ценами остались в прошлом. Народ в селе жил не богатый. Поэтому высокий ценник выставлять было бессмысленно. Мало того, что просто не будут покупать, так еще и обозлятся.

Так, что после непродолжительного торга мы с Акселем сошлись на пяти рублях.

— Если твоя мама будет банку мази за неделю изводить, тебе никаких денег не хватит, — тем не менее, подколол я напарника. Получали то мы с ним негусто, если бы не ночные, то и ста рублей не выходило.

— Не будет, уверенно заявил тот. — За ней теперь отец будет следить, чтобы лишнего не мазала.

Прошло несколько дней с этих событий, когда Лида пришла с работы и с виноватым выражением лица.

За ужином она сидела молчком, ни на что не реагируя.

— Давай, что ли кофе с цикорием попьем, — предложил я, — А то все компот, да чай.

Разлив кофе по кружкам, подал жене бутерброд с сыром и сказал:

— Ну, начинай, рассказывай, горемыка, что там у тебя приключилось?

В ответ на мои слова Лида шмыгнула носом и заплакала.

— Все, у нас ничего не получится, я надеялась, мы немного денег накопим и что-нибудь купим, у нас даже телевизора нет.

— Ну. не плачь моя девочка, не плачь, — усевшись рядом с женой я погладил ее по голове. — у нас же все хорошо, мы ведь только жить вместе начали.

— Ничего у нас не хорошо, — сильнее начала рыдать Лида. — Меня сегодня уговорили рассказать рецепт твоей мази, а когда я рассказала, обозвали меня вруньей. Айдын Агаевич сказал, что большей глупости он никогда не слышал и, как только такая чушь пришла мне в голову. И добавил, что, как фармацевт могла бы придумать что-нибудь правдоподобней. После этого все засмеялись.

— Ну, не поверили и хорошо, пусть считают, что ты не хочешь говорить настоящий рецепт.

— Это Токишев так считает, а остальные все равно весь рецепт записали, сколько, куда и зачем.

Теперь нашу мазь никто покупать не захочет. Все сами делать будут.

Я усмехнулся.

— Не переживай, такую мазь в селе кроме нас никто не сделает.

Лида последний раз шмыгнула носом, вытерла слезы и внимательно посмотрела на меня.

— Ефимов, я так и знала, что ты мне не все рассказал! Почему ты мне не доверяешь? Мы же муж и жена.

— Во-первых, я уже не Ефимов, а Циммерман, любимая, а во-вторых, если бы я тебе все рассказал, то ты сегодня доложила обо всем своим коллегам по работе, разве нет?

— Ну, ладно, я тебя прощаю, но в первый и последний раз. — великодушно сообщила жена. — И, не рассказывай мне, что ты еще делал, я хочу сама догадаться, ладно? Не сомневаюсь, что когда у Гертруды ничего не получится с мазью, она снова начнет меня допрашивать.

От плохого настроения у Лиды не осталось и следа, она вся просто светилась от счастья, что у коллег ничего не получится с приготовлением мази, так, что остаток вечера у нас прошел великолепно. Я был зацелован и замилован.

Сам же в это время думал, как иногда можно легко сделать женщину счастливой, не прилагая к этому ни малейших усилий.

А время шло не останавливаясь. Во второй половине марта каток растаял и с игрой мы завязали до следующей зимы. Однако лед на водохранилище еще оставался крепким, так, что я успел неоднократно съездить на рыбалку, и на этот раз в одиночестве, чтобы, как говорится, не дразнить гусей.

К сожалению, холодильника у нас не было, поэтому пришлось нести рыбу к теще. Рыбу, не влезающую в небольшую морозилку, она раздавала нужным людям.

Возможно, и продавала, я старался в это дело не влезать. Так же, как она не влезала в наш с Лидой бизнес.

А он развивался довольно паршиво, если так можно сказать. Хотя все сельчане были в курсе, что Лида Циммерман делает отличное растирание влегкую снимающее суставные боли и отеки, но больных нуждающихся в регулярном использовании такого средства было немного.

Однако сапоги мы Лиде все же купили. Правда, не зимние. На блестящие черные сапоги-чулки с высоким каблуком, когда мы с женой шли по улице, все сельские дамы, как одна поворачивали голову. Но что же делать, если в местном сельпо таких пришло всего две пары, а у продавщицы очень больные коленные суставы и ей срочно была нужна хорошая мазь.

Глава 12

Лето 1976 года наступило незаметно. Наша дружная семья в составе двух человек пока не спешила увеличивать свой численный состав, чем немало раздражала тещу. Хотя мы никак не предохранялись и занимались этим делом при любом удобном случае.

Благодаря появившимся небольшим финансам наше жилище потихоньку благоустраивалось, тем более что я мог понемногу под этой маркой тратить свои прежние накопления.

Дома появился телевизор, пока еще черно-белый «Таурас», довольно большой деревянный ящик на ножках. На кухне