В общем, Аносов остался очень недоволен, а я отправился в дом, чтобы тоже принять душ и переодеться к стрельбе в тире.

Однако пострелять в этот день мне не пришлось. Позвонили. И само собой – не те, кого я сейчас хотел бы слышать. К Шелепину. Быть через два часа. Машина уже у ворот, так что выхожу и погнал. Нет, не сразу выхожу – душ приму, переоденусь и все такое, и только потом…о чем я сразу и сообщил куратору на той стороне телефонной линии. Он ничуть не удивился, и спокойно сказал, что потому и через два часа. А не прямо сейчас. На том мы и порешили.

Ольге сказал куда еду, и она тут же вцепилась в меня мертвой хваткой:

– Пожалуйста, попроси, чтобы меня выпустили в США хотя бы на неделю! Я сына не видела уже столько времени! По телефону говорить – это не то! Сын растет без матери, понимаешь? Я не хотела тебя беспокоить, знаю, как тебе нужно мое присутствие, но на неделю! Я сама оплачу билеты! Пожалуйста!

Ольга едва не плакала, чему я был нимало удивлен – она обычно такая выдержанная, такая спокойная. И мне казалось – ее все устраивает. Сын у родителей – и что такого? Приедет, увидится. Она и в США, когда жила у меня, видела его раз в неделю, на выходных. Неужели так уж приспичило увидеть «вживую»? По телефону они с ним нередко разговаривает, я не запрещаю, тем более что переговоры оплачивает государство, а на халяву – почему бы и не поговорить? Видимо все-таки назрело, материнский инстинкт, однако. Ну что же…неделю как-нибудь без нее проживу. Буду сам на машинке печатать. Нудно, но разве без Ольги жизнь закончилась? Хмм…неделю без женщины, конечно, неприятно, но…переживу. Буду больше тренироваться, выбивать так сказать дурные мысли. О чем? Об измене, конечно. Правда не представляю себе – с кем. С какой-нибудь из читательниц? Или продавщиц в «Березке»…

Тьфу! Не успела подруга уехать, а я уже лыжи навострил налево! Ну не скотина ли?! Только что Высоцкому – чего говорил? Мда…в молодом теле есть и свои так сказать… хмм… трудности. Без ежедневного секса трудновато. Тестостерон в крови кипит, в голову ударяет!

– Попрошу… – вздохнул я, и невольно улыбнулся – Чего ты разнюнилась? Ну, съездишь! Вот дел-то! Я дорогу тебе оплачу, не беспокойся. В конце концов – должен же я оплачивать тебе сверхурочные?

Я скорчил смешную рожу, Ольга хихикнула и вздохнув, попросила:

– Когда будешь мне изменять, используй презерватив. Не хватало заразу какую-нибудь от тебя подхватить! Только вот не надо такую постную физиономию делать! Знаю я вас, мужиков…и тебя знаю. Тебе три раза на дню надо, иначе ходишь сам не свой.

Я промолчал и только махнул рукой – отстань, мол! На том мы и расстались. Ольга отправилась переводить «мои» песни на английский, а я к черной волге, дожидавшейся меня за забором.

Высоцкий в это время был у себя в комнате. Перед уходом я зашел к нему, сказал, что меня срочно вызвали в Москву – он не спросил, кто и куда. А я не сказал. А если бы спросил – сказал бы, что в министерство культуры для решения вопроса по выпуску пластинок.

Кстати, смешно сказать, но ни хрена никакой прибыли от этих самых пластинок я не получил! Нет – какие-то там деньги были, но такие смешные, такие убогие, что это даже смешно. Уж точно на эти деньги ни квартиру не построишь, ни машину не купишь. Я уже знал, что на самом деле певцы в СССР зарабатывают не на пластинках, отчисления с которых просто грошовые. Они зарабатывают на концертах. И не просто на концертах, а на ЛЕВЫХ концертах. Нет, не так: концерты на самом деле не левые, они нормальные, а вот деньги, которые певец получает за концерт – именно что левые. Организаторы химичат с билетами, получают деньги, билеты уничтожают, деньги делят на всех – на музыкантов, на организаторов, и собственно на певца. Потому все концерты всех советских эстрадных певцов были под неусыпным вниманием контролирующих органов, и время от времени кого-нибудь из всей «шайки» все-таки сажали. И надолго сажали, за экономические преступления в СССР сроки ай-яй какие! За нетрудовые доходы в тысяч пятнадцать и расстрелять могли! Смешно, ага…а за убийство могли дать лет десять. Вот такое оно, странное советское правосудие. Почему-то самым страшным деянием здесь считается факт того, что некий гражданин заработал приличную сумму денег. Нищим быть – прилично. Богатым – неприлично. Перекос, однако.

В кабинете Шелепина сидел и Семичастный – куда ж без него? Правая рука Генсека, без него ничего не решается. И это правильно. Один – справедливый, умный, и насколько можно таким быть наверху – чистый. Второй – силовая составляющая. Спецслужба, которая не брезгует ничем, никакими методами. Он берет на себя все возможные грехи, если таковые тут имеются. Впрочем – как без греха? Политику чистыми руками не делают.

– Здравствуйте! – приветствую я совсем по-граждански, тем более что я ведь не в форме. Глупо бы выглядело армейское обращение, когда ты в клетчатой рубашке-безрукавке и джинсах. А еще – во вражеских кроссовках.

– Привет – буркнул Семичастный.

– Здравствуйте, Михаил Семенович! – Шелепин как всегда был максимально вежлив и корректен. Я вообще не помню, чтобы он повышал голос, кричал и вообще яростно выражал свои эмоции. От него такого и не ждешь. Это Семичастный, с его грубой, как топором вырубленной физиономией, готов разразиться матерной тирадой, а Шелепин не таков. Впрочем, и от Семичастного я такого не слышал. Внешность обманчива. А то, что он мне тыкает, и вообще обращается как-то… хмм… как к подчиненному, младшему по возрасту, так это и понятно. И совсем меня не обижает.

– Присаживайтесь!

Шелепин показал на стул возле его стола, напротив, через стол от Семичастного.

– Небось, гадаете, зачем вас позвали? – Шелепин улыбнулся – Но вначале спрошу, как у вас идут дела. И есть ли какие-то просьбы, в чем-то имеется недостаток?

– Дела наши лучше некуда, учеба идет, я наблюдаю за процессом, практически все делает группа Аносова – как и планировалось. Их квалификации, с учетом занятий со мной, хватит с лихвой для того, чтобы обеспечить необходимый уровень занятий. Если обо мне лично – я слежу за учебным процессом, пишу книгу, нянчу Высоцкого. Но вы и так все знаете. А насчет просьбы…Ольга просится на неделю к своему сыну. Назрело. Она ребенка не видела уже давно. Обстановка на месте вроде как разрядилась, так что ей скорее всего ничего не угрожает.

– Скорее всего! – фыркнул Семичастный – Чушь! Откуда ты знаешь про обстановку?! Сейчас ее захватят американцы, выдоят информацию по-полной, и все этим закончится! Я против!

– Соглашусь – усмехнулся я – Но ребенка увидеть нужно. А значит…

– Значит – пускай едет сюда! – пожал плечами Семичастный – Пошлем к ее матери людей из посольства, они с ней поговорят, и ближайшим рейсом – в Москву. Квартира у нее есть, жить есть где – вот пусть и тетешкает своего сынка.

– Согласен – повторил я – И еще просьба…Высоцкий.

– Знаю – скривился Семичастный – В принципе, согласен, держать его вдалеке от жены – глупость несусветная. Но это не наших рук дело, будем исправлять. Вот как ты с ним закончишь, решишь, что он уже все, здоров – вот и пусть валит в свой Париж. Точно он вернется?