туда, откуда, по его мнению, пролетело — куда-то в лес. Я пригнул голову, когда сверху засвистели пули. Несколько из них выбили из ближайшей акации щепки, я почувствовал, как они, вперемешку с иголками, посыпались мне за шиворот.

Что-то проорав своим, чечен стал перезаряжаться. Остальная группа открыла огонь по мне, но наугад. Прежде чем опустить голову за бревном, я успел заметить, как пацаны в спортивках обходят Вадима с другого бока. Прижатый огнем разведчик вынырнул из-за укрытия, чтобы открыть огонь. Что было дальше, я только услышал: ряд пистолетных хлопков и глухой стон. Оставалось только надеяться, что стон принадлежал не Вадиму.

Я же с трудом стянул с себя сумку и сунул ее в какую-то вымоину, под деревом. Взяв обрез, по-пластунски полез в сторону. Когда почувствовал, что огонь по мне стихает, поднялся, побежал среди кустов.

Судя по тому, что командир чеченцев заорал что-то, меня заметили. Убегая со всех ног, я услышал новые звуки автоматной стрельбы, но успел укрыться за широким стволом ближайшего дерева. Пули стали с треском врезаться в его кору. Переводя дыхание, я прокрутил барабан нагана, оценив оставшиеся две пули.

— Шансов — один к ста, — проговорил я с нехорошей ухмылкой.

За спиной трещало и хлопало, что-то кричали чечены. Когда стрельба снова ослабла, я опустился к земле, пополз среди зарослей, потом снова побежал. Что творится на пляже, я не видел. Сейчас я сосредоточился на одном: обойти их сбоку.

Когда достиг нового укрытия: другого дерева, гораздо менее широкого, чем прошлое, смог увидеть, что там происходит. Один из чеченцев в спортивном лежал на земле, схватившись за простреленную ногу, другой залег у тела своего товарища. Троица, что палила по мне из всех стволов, теперь рассредоточилась за укрытиями: кто-то лежал за сухим стволом дерева, покоившегося на пляже, другие пристроились за большим вывернутым из земли корневищем, которое река принесла откуда-то с гор.

Боевики крутили головами, высматривали, с какой стороны по ним ведется огонь. Я припал к стволу спиной. От адреналина кружилась голова и захватывало дух. Пришлось даже продышаться. Стиснув рукоять нагана, я решился.

Я выскочил из-за дерева, разрядил револьвер в сторону чеченцев. Конечно, не попал.

Первым понял откуда стрельба тот, рядом с которым легли пули. Они высекли из затвердевшей почвы, обволакивающей корневище, пару фонтанчиков пыли. Здоровенный, с окладистой бородой чечен обернулся, вскинул автомат.

Как он начал стрелять, я уже не видел, потому что спрятался за деревом. Пули снова засвистели вокруг, заволновали ближайшие кушери. Несколько из пуль с глухими хлопками вошли в древесину у меня за спиной. Я сунул бесполезный наган за пояс, под градом пуль сполз под дерево, схватился за укороченную рукоять обреза, а потом наугад, не глядя, разрядил его за спину. К моему удивлению, стрельба прекратилась. Я аккуратно выглянул из-за ствола.

Дробь не могла нанести бронированным солдатом каких-либо серьезных повреждений, особенно с такого расстояния. Она, скорее всего, ложилась им под ноги широким веером, причем на излете. Однако эффект это производило. Боевики залегли, пряча головы. Посчитали, наверное, что по ним палят из охотничьего ружья.

Торопливо перезаряжая обрез, я поглядывал, что там творится. В следующее мгновение увидел, как решившийся на риск Вадим, побежал. Его голова замелькала поверх крыши Жигулей, загораживающих обзор. Разведчик устремился к опушке леса. Один из лежащих боевиков заметил это. Он ловко извернулся, лег боком, выставив оружие в сторону Вадима. Раздалась очередь.

Голова разведчика, которая только и была в моем поле зрения, дернулась, и он упал куда-то к земле.

— Мля…— прохрипел я. — Застрелили…

В душе, от досады и злости, занялся пожар. Я вскинул обрез и дал дуплетом примерно по стрелявшему боевику. Рядом с ним тут же упала дробь. Она подняла фонтанчики пыли вокруг чечена, дернула кое-где одежду на теле боевика. Тот пригнул голову, а что было дальше, я не видел, потому что откинул пустой обрез, ведь патронов не осталось, и бросился бежать.

За спиной закричали, снова раздались автоматные очереди.

* * *

Вадим не знал, кто пришел ему на помощь. Был ли это один человек, или группа, сказать он затруднялся. Насколько он успел заметить, огонь вели с нескольких сторон, и разведчик пришел к выводу, что стреляли как минимум двое. Когда по боевикам стали палить дробью, он подумал, что это какие-то смелые охотники, бродившие по округе, решили выручить Вадима.

Впрочем, долго рассуждать ему не хотелось. Как только Вадим заметил, что по боевикам выстрелили из охотничьего ружья, и те отвлеклись на стрелка, он со всех ног помчался к опушке леса.

Естественно, разведчик понимал, что в один присест не успеет добежать. Его просто скосят очередью. Потому он успел наспех спланировать маршрут. Когда пули засвистели у плеч и над головой. Вадим юркнул в яму, выбранную когда-то экскаватором.

Спотыкнувшись, разведчик упал, больно поранив ладони о камин, покатился на дно и лег, закрыв голову руками. Пули свистели недолго. Когда снова бабахнули из ружья, он привстал, медленно выглянули из ямы.

Вадим успел заметить силуэт, промелькнувший в зарослях. Стрелок уходил вглубь леса. Боевики же обстреляли его позицию, а потом, решив, наверное, что Вадим мертв, устремились за незнакомцем.

— Спасибо, братан, — прохрипел он, сплевывая песок. — Храни тебя бог.

Когда банда скрылась в зарослях, он осмотрелся. На берегу остался только раненный чечен, отползший за большую корягу. Вадим, держа наготове пистолет, медленно выбрался из ямы, а потом со всех ног дал деру в лес.

* * *

По крикам боевиков я понял, что они вошли в рожу. Я стал петлять, стараясь сбить их столку. Пробежав метров пятьдесят направо, я тут же помчался вверх по склону, который тут был гораздо более плавным. Потом свернул налево. По мне не стреляли, а значит, не видели.

Проделав свой маневр еще несколько раз, я в очередной раз метнулся вправо и вверх. Когда почувствовал сбоку чье-то присутствие, было уже поздно.

Я ощутил толчок в спину, потом земля больно ударила меня в плечо. Меня стали хватать за одежду, карабкаясь выше по телу. Кого я оглянулся, чтобы посмотреть, кто же сбил меня с ног, выяснилось, что это был молодой чечен в спартанках.

Оказавшись сверху, он попытался взгромоздиться на мне верхом. Лицо его, округлое, было припухшим, под глазом светился фингал. Одна бровь оказалась заклеенной пластырем. Губы, спрятанные в реденькой бородке, оскалили желтоватые зубы. Видимо, это тот самый, с которым схватился Фима. А может быть, и нет. Впрочем, сейчас это было мне побоку.

Он