фронтами. Всем остальным подобные машины были не по рангу. Но прикрытия мне выделено не было, поэтому борттехник рядом со мной положил спасательный «Ирвин». На всякий пожарный случай, как говорится. Экипаж не сильно радовался полету без сопровождения. Но, все обошлось, сели на Центральном, но большую часть пути проделали в облаках, в слепом полете. Тут же – первая неожиданность: прямо к борту подъехала серая «эМка», с «генералом» под стеклом. Это «общий» пропуск на любые объекты, в том числе, в Кремль и на стоянки у Ставки. Выдавались на правительственные машины. Но вместо какого-нибудь наркома или крутого генерала, с заднего сиденья выбралась одна из недавних подружек из «Националя», более темная и высокая Ангелина. В шубке, меховой шапочке и с портфелем. Придерживая рукой шапочку и отворачиваясь от холодного ветра, она дождалась, когда выключат двигатели, и двинулась мне навстречу.

– О господи! Какими судьбами? – спросил я ее.

– Я за вами, приказано сопровождать вас. Нам на Ржевскую, все документы выдали мне.

– Кто выдал-то?

– Нарком Малышев, и там пакет от «самого». Прошу! – она рукой показала на «эМку».

Мы уселись в машину, Ангелина покрутила какую-то ручку, отделив нас от водителя и зажгла свет. Передала мне увесистый пакет, сопроводиловку, в которой я расписался, и предъявила приказ по Наркомату, согласно которому товарищ Артамонова А.В. направлялась на Уральский танковый завод № 183 им. Коминтерна в должности ученого секретаря при представителе Ставки ВГК генерал-майоре артиллерии Голованове С.П.

– У нас просто кошмар какой-то творится: снят товарищ Максарёв, директор 183-го, туда направлен замнаркома Зальцман, директором, Ирочка еще 10 дней назад вылетела туда вместе с Исааком Алексеевичем. Меня трижды гоняли в Ленинград на 174-й. Там тоже какой-то шабаш с документацией. Ой, я даже не могу сосредоточиться. Говорят, что все на контроле у Ставки и НКВД.

– Из-за чего сыр-бор то?

– Военные не приняли ни одной машины 183-го завода.

– А я здесь причем?

– Так я же вам документы передала! Читайте! Я не совсем в курсе, но, в общем, на 183-м будут выпускать САУ-100. И времени нам дали 45 суток. Не справимся – военный трибунал. Боже мой!

– Ангелина, а вы-то здесь причем? Если и дадут по шапке, то нам, руководству. Успокойтесь! Нацеленность на решение задачи у вас замечательная. Это – главное, а ученый секретарь за пуск завода не отвечает. Это не ваш уровень ответственности.

– Да вы просто не слышали, как нас Малышев и Берия костерили. Малышев же был директором 183-го.

– Так, то было в Харькове, и в мирное время. – между разговором я знакомился с тем, что прислал мне Верховный. В общем, отвечаю за каждый чих, и слежу за тем, чтобы технологические процессы были полностью реализованы. От, черт! Похоже, мы влипли по самое не хочу! Танкисты пишут о плохом качестве брони на танках Уралвагонзавода. А броню для него катает Уральский Металлургический комбинат, соседний. Танки поставили на обстрел из 37-мм PAK.37, пробитий не было, а «Иван Иванычи», внутри танка, получили такие повреждения, что все машины отправили обратно на завод. Это – задница! За такое точно могут на дыбу поднять!

Водитель просто несся по Москве, мы опаздывали. Оказалось, что курьерский поезд, всего из пяти вагонов, ждал только нас на небольшой станции Ржевская. Едва мы вошли в вагон, поезд тронулся, сделав следующую остановку только в Горьком.

В таких вагонах я бывал только в железнодорожном музее. Это, скорее всего, бывший царский поезд: купе очень большое, их в вагоне всего восемь, но двое проводников, в тамбурах постоянные посты. Присутствуют два вагон-ресторана, с очень неплохой кухней, но вход туда доступен только из этого вагона. В Горьком прицепили еще три вагона, которые заполнили штатские, в основном. Незнакомый интерьер и очень хорошее обслуживание еще больше напугали Ангелину. Она же понимала, кто и что стоит за этими атрибутами. Да еще и ВЧ прямо в купе, и голос Сталина из трубки среди ночи. Отвлечь ее от переживаний не удалось.

– Сережа, я все понимаю, у тебя железные нервы и ты только-только с фронта, но у меня внутри все заледенело! Это просто ужас какой-то! Я как представлю, что будет, если мы сорвем задачу, и у меня все сжимается! Чего мне в Челябинске не сиделось? Условия меня не устраивали! Вот и влипла!

Понятно, что ночь мы провели раздельно и ни о каком сексе не приходилось даже мечтать. Дотянулся-таки «теран» даже до моей постели! Вот гад! Напомнил о себе жителям НКТП! Причем так, что они забыли даже о безусловном инстинкте размножения! За брак необходимо отвечать! Танки делаются для того, чтобы защитить экипаж, а не для того, чтобы отскочившая броня убивала экипаж. Плюс по плану выпуска продукции завод провалился. А войска идут в наступление, что без танков делать несколько тяжеловато.

Утром, после отличного завтрака, а ехать было больше суток, у Ангелины сменилось настроение, и гори оно все ясным пламенем, живем один раз, в ней проснулись спящие инстинкты, поэтому она перебралась ко мне на диван, ширина которого позволяла его использовать по этому назначению. Временами у нее проскальзывали вопросы, связанные с решением производственных задач, но общее настроение больше соответствовало тому, что лишь бы этот день тянулся как можно дольше. Я уже писал, что она не так давно овдовела, муж – летчик, погиб, таранив в июле «Хеншель»-разведчик. Детей, судя по всему, завести не успела. Сама из Харькова, квартира принадлежит отцу Ирины, с которой они дружат уже довольно давно. Дружба чисто женская, весьма условная, муж Лины был человеком с большим сердцем, или чем-то там еще. Ирочка имела большие виды на него, но он решил все не в ее пользу. Была подружкой на их свадьбе. Гибель Алексея их сблизила еще больше. Но, вернувшись из Челябинска, Лина выяснила, что ее комната используется авиаторами, она и была служебной, поэтому подруга пригласила ее жить к себе. «Уж лучше ты здесь поживешь, чем подселят кого-нибудь». Официально – Ангелина на подселении, через наркомат все оформлено. Еще одну комнату иногда «использует» жилищное управление Наркомата, как «резервный фонд». Девочки периодически сдают в свою жилконтору справки, которые сами и подписывают в Наркомате. Жилищный вопрос в городе – острейший, и это еще не начали возвращаться эвакуированные, и они понимают, что подселенцы могут быть с большими связями. Вот и крутятся.

Внешне Лина выглядит гораздо привлекательнее, чем Ирина, в первую очередь, из-за копны темно-русых волос, густых и пышных. Она – высокая по здешним меркам: 172 сантиметра, почти мужской рост. Кур здесь еще не начали шпиговать гормонами роста, высоких людей довольно мало. Ирина – гораздо мельче, но «с формами», что ценится здесь выше. Лина больше соответствует другим стандартам красоты, пришедшим после войны. Излишков жира на ней не видно, не Кощей Бессмертный, ребра не торчат, несмотря на тыловой паек, но стройная. С моей точки зрения – более привлекательная, чем подруга. Второй «прибамбас» – официально она старше меня на три года, что ее сильно беспокоит, ей – 28. Пять лет она уже отработала, Ирина – молодой специалист, с папой – профессором из МВТУ. Так сказать, отличный вариант для дальнего прицела. Это тоже серьезно беспокоит Лину. Её сюда в Москву вытащил Малышев из Харькова. О нем она помалкивает в тряпочку, но так как смогла реэвакуироваться, то какое-то влияние на наркома она имеет. Интересная деталюшка в том, что она принимала участие в показе Т-34 зимой 40-го года, а, следовательно, в знаменитом марш-броске Харьков-Москва. Позже выяснилось, она отвечала за разработку моторного отделения «тридцатьчетверки». И не просто так именно ее предложили Зальцман и Малышев в качестве моего секретаря. После того, как мы вылезли из постели и сходили пообедать, Лина начала задавать вопросы по механизму разворота вала и раздатке. Вопросы правильные, и уже продуманные. Зальцман поставил задачу объединить все в единый блок с двигателем, так, чтобы не заниматься центровкой, даже примитивной, и не оставлять места для «выдергивания» вала. Двигатель должен сниматься вертикально. Иногда отвлекаясь на всякие «шалости», мы, в общих чертах, эту проблему решили, сделав наброски для литейщиков, которые Лина обещала превратить в чертежи и формы немедленно по приезду в Нижний Тагил. Так что, ближе к ночи Лина проворковала:

– Сереженька, мне так понравился этот день и эта поездка, но чего-то не хватает. Иди сюда!

В час ночи нас разбудил стук в дверь купе:

– Подъезжаем, товарищи!

Еще через полтора часа Лина выложила на стол Зальцману наши наброски. Тот их буквально схватил, рассмотрел и вызвал какого-то полусонного человечка.

– К утру чертежи должны быть в литейке на 75-м заводе. Так, Сергей Петрович, у нас осталось 38-мь дней, не выдадим продукцию – и нас расстреляют. Юрия Евгеньевича удалось отбить, он у нас – главный инженер. А это – Саша Морозов, главный конструктор, вы, наверное, знакомы.