Кривун, имея маленький рост, всегда тянулся к высоким женщинам, которые и его вроде как увеличивали. Он взглянул на часы – половина первого ночи! И какая разница, приедет он на полчаса раньше или на полчаса позже? Семейного конфликта не избежать, не избежать попреков и мордобития с кровопролитием. Он давно собирался указать жене на ее место, в конце концов, кто эту стерву обеспечивает? Она бездарно тратит его деньги и еще варежку разевает!

– Я ей покажу – главенствовать! – пригрозил Кривун, закуривая новую сигарету. – Вот возьму и поеду сейчас в казино! Что она мне сделает? Скажу пару ласковых – заткнется, как миленькая.

Он сузил глаза от удовольствия, представляя, как скажет ей: «Не хочешь, чтоб тебя нашли в мусорном баке, – заглохни!» И еще скажет: «Надоела, буду делать, что пожелаю, но если услышу от тебя хоть слово – сотру в порошок». Вот так. Впрочем, он часто строил грандиозные планы по поводу благоверной, а осуществить их не решался. Сегодня осуществит, сегодня он ей...

Услышав шаги в мертвой тишине, Кривун повернулся на звук. К нему шел человек, к нему, а не мимо. Когда человек попал в световое пятно и его можно было разглядеть, Кривун улыбнулся:

– А... Добрый вечер. Что ты делаешь здесь так поздно? Подвезти?..

Им завязали глаза и привезли в какой-то дом, обыскали, отняли мобильники, сумки и привели в комнату, где заперли, ничего не объясняя. Ника от страха слова не могла вымолвить, опустилась на диван и застыла, уставив глаза в пол. Валдис рухнул в кресло, подпер кулаком подбородок, хмуро следил за мечущимся в поисках лазейки Платоном. А тот сначала кулаком в дверь бабахнул, двери – ничего, кулаку стало больно. Потирая ушибленную руку, Платон подался к окну, раздвинул шторы, в это время Валдис, не глядя на него, промямлил:

– Не суетись. На окнах наверняка решетки.

– Не только, – буркнул Платон. – Щитами закрыли. Черт! Кто это такие?

– Думаю, узнаем когда-нибудь. – Валдис наконец осмотрелся, поднял глаза к потолку с лепниной, над ним висела гора хрусталя. – Неплохо кто-то живет. И от него за версту разит голубизной.

Платон тоже осматривался. Комната была не столь уж большая, отделана по высшему разряду, а выдержана в двух тонах – голубом и белом. Голубые обои с белыми каемками, два голубых дивана и кресла с белыми подушками, картины в белых рамах с голубыми далями, белые стойки с полками, на которых стояли голубые и белые вазы. Платон буркнул:

– Безвкусица.

– Зато богато, – невесело усмехнулся Валдис.

Вдруг Платон обнаружил еще одну дверь, быстро пересек комнату, открыл и зло процедил:

– Апартаменты со всеми удобствами, твою... дивизию!

– Что там? – поинтересовался Валдис.

– Туалет и душ.

– Уже хорошо – не в подвал нас засунули на солому, а диваны предоставили. И сортир есть. Ника, ты как?

– Нас сегодня не отпустят?

Она, конечно, хотела услышать обнадеживающие слова, но Валдис был реалист:

– До утра точно не отпустят. И не знаю, что с нами сделают утром.

– Мама с папой с ума сойдут, – дрогнувшим голосом произнесла Ника. – Хоть бы позвонить дали...

– Ага, дадут, – зло проговорил Платон. – Догонят и еще раз дадут. Ты когда-нибудь слышал, чтоб похищали следователей и оперативника?

– Похищали, – пассивно заверил Валдис. – И следователей, и прокуроров, и бизнесменов, и прочих граждан. На этой планете все когда-нибудь уже было.

– Философ, – фыркнул Платон. – Интересно, что им нужно от нас?

– А хрен их знает.

– Мальчики, вам страшно? – спросила Ника, подняв на них безумные глазищи.

– Конечно, – сказал Валдис. – Видишь, я дрожу от страха?

– Твои шутки сейчас неуместны, – бросил ему Платон.

– Разве я шутил? – поднял плечи Валдис, потом вздохнул. – А что ты предлагаешь, головой о стенку биться? Я бы с удовольствием, если б моя голова пробила стену и мы получили возможность выйти отсюда.

Он встал, подошел к креслу и начал его двигать к дивану.

– Зачем? – озадачился Платон.

– Быстрее уснем, быстрее наступит утро, и мы узнаем, что натворили. Двигай кресла, мы здесь поспим, под ноги подставим кресла. А Ника на том диване...

– Натворили? – встрепенулась она. – В каком смысле?

– Да это я так... к слову... к ситуации, – двигая кресло с Платоном, оправдывался Валдис. – Не обращай внимания на мои слова, у меня же язык, как помело. А это что? – Он подошел к шкафчику, открыл, а там выпивка на любой вкус: – Вот это запас! Вмажем по сто?

– Это же чужое, – робко возразила Ника.

А он нашел рюмки, налил и поднес ей:

– Раз пригласили нас не слишком вежливо, мы имеем право воспользоваться баром без разрешения. Пей, пей. В качестве снотворного.

– Я с вами сопьюсь. – Но рюмку взяла, выдохнула и выпила.

– А теперь ложись, – сказал Валдис, укладывая Нику. – И вспоминай о чем-нибудь хорошем.

Платон накинул на ноги Ники летнюю куртку, потом выпил с Валдисом по две рюмки, после чего и они улеглись. Но сон не шел, правда, они забывались на недолгое время, а ближе к утру бодрствовали, тихо переговариваясь.

Часов в десять все трое напряженно уставились на дверь, так как за нею послышались приближающиеся шаги. По беспорядочной, но твердой поступи стало понятно: идут несколько человек. Ника сидела на диване напротив двери, в ожидании развязки она выпрямила спину и вытянула шею. Валдис с Платоном переместились к ней, первый забросил ногу на ногу, второй положил локти на колени, сцепив пальцы в замок. Повернулся ключ...

Подписав бумаги, Владимир Васильевич отдал их секретарше, а взгляд подарил ей – будто отстегал.

– Я могу идти? – спросила она.

– Иди, – отвернулся он.

Глаза б не смотрели на позвоночников, ведь и эту устроили по звонку. Дура дурой, на работу ходит, как на тусовку. Волосы в три цвета выкрашены, а цвета – нарочно не придумаешь. И пузо голое. Она открыла дверь, и он не сдержался:

– Стой. – Девушка повернулась с вопросом в глупеньких глазках. – Пупок спрятать. Это вам не бордель, а государственное учреждение. Прокуратура! – Глаза ее стали влажными, а ему похорошело. – И впредь попрошу одеваться от сих, – приставил ребро ладони к горлу, – до сих, – вторую руку опустил вниз. – Иди.

Оставшись один, он постучал пальцами по столу, вздохнул тяжко, со стоном. Была б его воля – повыгонял бы половину, в первую очередь позвоночников. И во вторую очередь тоже. Зазвонил телефон, он поднял трубку, это был прокурор:

– Васильевич, ты обидел девочку?

– Нажаловалась?

– Жаловаться необязательно, у нас только один человек доводит до слез женщин.