– Вот так вот! – торжествующе объявила сестра, сочась удовлетворением и бездушием. – Лежите уж, пока не получшает, а я скажу вашей жене, что вы сейчас выйдете.

Дионисио несколько раз попытался встать, но безуспешно: нога одеревенела и не слушалась. Наконец, устыдившись собственной слабости, он, хватаясь за стулья и за все, до чего мог дотянуться, по стенке вытащил себя в коридор к Анике.

Та схватила его под руку и почти на себе поволокла вверх по улице домой. Когда они добрались, пот с Дионисио лил в три ручья, он был совершенно разбит, и Аника, уложив его в постель, позвонила в колледж и сказала, что преподаватель сильно припозднится, он после визита к врачу захворал. Она долго сидела подле Дионисио, потом спросила:

– Как твоя попа?

– Лучше бы меня ранили в задницу, а кололи в руку, – ответил он.

Дионисио не знал: с тех пор, как проведенные в 1966 году исследования с абсолютной достоверностью установили, что девять тысяч семьсот три зарегистрированные проститутки пятнадцать тысяч семьсот сорок шесть раз переболели венерическими заболеваниями, правительство постановило – всем, кому только можно, в слоновьих дозах делать инъекции сыворотки, что взяла штурмом обмен веществ Дионисио и выкинула свой веселенький, многоцветный флаг победы – зелено-желто-красно-лиловый синяк, который растекся по всей ягодице, сходил две недели и сделал болезненным и затруднительным отправление некоторых естественных функций организма. Аника заставила Дионисио позировать и написала впечатляющий портрет его зада в ярких тонах.

Все эти две недели Аника обдумывала разные планы, как увезти Дионисио из Ипасуэно.

Она предлагала вместе отправиться в Мадрид, где у нее друзья, а потом, может, во Францию, где друзей еще больше. У Дионисио падало сердце: он еще был по самую маковку в долгах с последней поездки в Испанию, хотя ночевал там исключительно на стройплощадках. Аника, осчастливленная богатым и снисходительным отцом, давно привыкла, что отсутствие денег – вовсе не препятствие, и не могла вообразить отчаянного положения человека, пытающегося на преподавательское жалованье вести цивилизованную жизнь.

– Ой, нет, милая, – отвечал Дионисио, – в это время года в Мадриде такая жара, даже местные не выносят. У них каждый день сплошная сиеста. Мне казалось, ты хотела поехать в Гайану?

– Нет, – говорила Аника, – я подумывала съездить, но не в сезон дождей.

– А почему бы тебе не съездить в Мадрид? – предлагал Дионисио. – В самом деле, я-то не могу себе этого позволить, но не собираюсь портить жизнь тебе. Когда вернешься, мы могли бы съездить к моим сестрам или, может, погостим у родителей в Вальедупаре. Я бы там подработал, потом слетаем на Карибы. Можно в Новую Севилью. Там такая старина, так красиво, и полно укромных уголков, есть где влюбленным порезвиться.

– Ты только об этом и думаешь! – смеялась Аника, а про себя размышляла, что Вальедупар и Новая Севилья все-таки достаточно далеко от Ипасуэно. А пока выдумывала поводы, чтобы не пускать Дионисио туда, где он обычно появляется.

Заправила никаких болей в толстой рыхлой заднице не испытывал. Отсюда вопрос: быть может, боль в руке была чисто психосоматической?

Аника с Дионисио пили кофе в гостиной и смотрели телевизор. Дионисио сидел в мокрых брюках: почтенная кофеварка, излишне возбуждаясь, плевалась содержимым по всей кухне, и Дионисио попал под один судорожный выплеск. Аника счистила гущу и велела переменить брюки, а испачканные замочить.

– Хорошо, любимая, – сказал Дионисио. – Только сначала выпью кофе.

Аника привалилась к нему, положив голову ему на плечо и взяв под руку, и ни о чем в особенности не думала – разве о том, как хорошо сидеть вот так, положив голову ему на плечо и взяв под руку.

Дионисио зубами вытянул из пачки сигарету, щелкнул по ней языком, чтобы выпрямилась, и достал спичку из коробка. Поставил коробок на бок, прижал средним пальцем, большим и указательным зажал спичку и, чиркнув, зажег ее одной рукой.

– Мне нравится, как ты это делаешь, – сказала Аника; ловкий фокус внезапно усилил ощущение счастья.

Дионисио попробовал ее научить, но сначала коробок не хотел стоять на боку, потом улетел через всю комнату. На третий раз спичечная головка отломилась и, ведомая безошибочным инстинктом разрушения, описала пламенную дугу и приземлилась на диванной подушке.

– Матерь божья! – воскликнула Аника и, вскочив, заплясала по дивану, приговаривая: – Нет уж, лучше буду зажигать, как все люди.

В этот момент в Ипасуэно прибыла женщина по имени Фульгенсия Астиз; привлеченная мифом, она поклялась родить ребенка от Дионисио Виво. Весь путь от Буэнавентуры она проделала с одной котомкой, где лежали самые необходимые пожитки и несколько бутылочек с безотказным приворотным зельем. Фульгенсия добиралась на попутных грузовиках и джипах, избегая назойливых приставаний водителей с помощью образка с телом Христовым, который отпугивал насильников, и посредством внушительных мускулов, позволивших ей обезоружить мужчину с ножом и выйти из схватки победительницей, сломав обидчику нос. Фульгенсия Астиз остановилась в дешевых меблированных комнатах и целыми днями бродила по городу в поисках Дионисио, уверенная, что узнает его по наитию, как только увидит.

Но вечером выяснилось, что три женщины, с которыми Фульгенсия Астиз делила комнату, прибыли с той же целью. Завязался горячий спор: каждая отстаивала право первенства в вопросе рождения ребенка от Дионисио Виво, перечисляла собственные добродетели и распространялась о неизмеримой силе своей любви; затем дамы подрались. Бой шел по принципу «каждая против всех», образовался клубок, откуда торчали молотящие, царапучие конечности, летели плевки и доносились словечки, от коих покраснели бы уши самого невозмутимого закоренелого уголовника, что пожизненно обретается за решеткой. Когда весь пол был усеян вырванными клоками черных волос и сломанными ногтями, но Агустин из полицейского участка еще не прибыл утихомиривать потасовку, женщины упали друг другу в объятья, поклялись навеки стать сестрами и содействовать друг другу в поисках, а остаток вечера провели за составлением планов наполеоновской четкости и размаха.

Сообщницы расселись по кроватям и поведали, как почувствуют, что перед ними Дионисио Виво. Фульгенсия была убеждена, что узнает его по виду – он невероятно красив; другая женщина сказала, что однажды, когда изучала его письма в «Прессу», комнату заполнил слабый, но несомненный аромат гвоздик, и она точно узнает его по запаху. Третья сообщила, что, мечтая о постели с Дионисио, отчетливо слышала, как ураган срывает рифленое железо с крыш, а последняя поведала, что он явился в виде призрака, говорил с ней, и теперь она узнает его по голосу. Они купили в ратуше карту города и разделили его на четыре сектора, чтобы каждая в боевой готовности систематически прочесывала свою часть, пока местонахождение Дионисио не будет установлено. Когда он отыщется, они все явятся к нему и на коленях предложат свою совместную преданность.