на запад, закрывшись от восходящего солнца кемпером на кузове «Форда». Она видит приближение солнца в боковом зеркале. Оно будто гонится за ней. Рю опускает окно и отворачивает зеркало.

Шесть миль спустя ее зрение застилает краснота. Она останавливается у пустого мотеля, на парковке для кемперов, где пикап с кемпером не будут бросаться в глаза. Где хозяин мотеля сможет прийти и постучать в дверь, а ковбой Рю, ее убийца, сможет покормиться, и тогда они оба снова станут сильными, кровь их восстановит.

Над белым фермерским домом, что стоит на холме, возвышающемся над мотелем, пробивается свет. «Да, – думает она, возвращаясь в кемпер. – Он проснется, покормится, и я покормлюсь, и мы вместе станем сильными и настоящими. И он тоже меня полюбит, потому что я люблю его».

Оказавшись в кемпере, она мешкает, еще раз смотрится в зеркало в ванной, но теперь не видит ничего, кроме тусклых стен и унитаза. Она опирается руками о край раковины и врезается макушкой в стекло.

– Я еще здесь, – говорит она вслух. Слизывает драгоценную кровь, стекающую у нее по лицу.

«А если он тебя не полюбит?» – спрашивает пустое зеркало.

Она возвращается к полке – теперь волоча одну ногу – и смотрит на воткнутый наверху нож.

«Он меня полюбит, – думает она. – Иначе быть не может. Мы же родня».

Она опускает глаза на широкий шкаф под койкой – довольно большой и темный. Заползает внутрь, устраивается среди бутылок и инструментов и закрывает за собой дверцу.

III. Два белых кролика

Среда

8 октября

В полдень Гаскин принесла Тревису тридцать долларов и назвала это первым авансом. Он спустился с лестницы, с которой красил карнизы – это было одно из дюжины заданий, которые она выписала на бумажке и прикрепила над ночным депозитным сейфом перед офисом. Она ждала в тени. Он поставил банку с краской на землю, а кисточку положил сверху, вытер руки о рубашку и взял у нее деньги.

Она указала на повязку, в которой он все еще был, и сказала:

– Можешь работать ночью, если хочешь. Я не возражаю. Лучше уж так, чем страдать на солнце.

– Могу, – ответил он.

– До конца дня можешь отдохнуть. Поезжай в город, купишь себе что-нибудь.

– Благодарю, – сказал он, сунув деньги в карман рубашки.

Она стояла, будто ожидая, что что-то произойдет, но когда этого не случилось – ушла.

Убрав краску в шкафчик, он опустил стальные стойки кемпера и сдвинул бетонные блоки, которые их удерживали. И хотя все это было для него рутиной, он ощущал слабость, а из-за повязок было трудно дышать, ведь ему приходилось постоянно ощущать собственное зловонное дыхание со сладким химическим привкусом. Нашарив домкрат, он едва его не выронил. С четвертой попытки все-таки сумел его установить и поднял кемпер с уровня земли. Затем медленно выкатил пикап из-под кемпера и сделал широкий круг по стоянке, взметнув камни шинами, после чего выехал на шоссе.

Ему не было жаль оставлять свой автодом. Тот стал ему противен из-за непроходящего запаха крови и гниения.

Прошлой ночью он спал урывками, ему снилось, будто что-то неведомое следит за ним из густой рощицы. Он был с отцом, и они шли с охотничьими винтовками, оба в камуфляже. Тревису было четырнадцать, но лес был не тот, что на северо-западе округа Коул, куда отец однажды его взял, намереваясь преподать ему урок о том, каким должен быть мужчина. Нет, этот лес был жаркий, влажный, в Северном Вьетнаме, где ползали жирные пятнистые змеи, застилая дневной свет, с огромных пальмовых листьев капала вода и незримо присутствовали твари с ядовитыми зубами. Они с отцом продвигались тихо, наклонив винтовки к земле, и Тревис знал: за ними по пятам следует длинная темная фигура. Он улавливал ее краешком глаза – черную бесформенную тварь, пробиравшуюся между деревьями. У него под ботинком хрустнула ветка, и вот они очутились в роще дубов, кленов и акаций с множеством колючек. Здесь они наткнулись на крупного серебристого волка, скулившего в капкане. Зверь пытался отгрызть себе заднюю лапу, и вся его морда была в крови. Отец поднял винтовку. Тревис тоже попытался было вскинуть ствол, но тот вдруг вывернулся в его сторону и выстрелил. Он проснулся. У него болела челюсть, а рана на ноге кровоточила.

После этого о том, чтобы уснуть, не было и речи, поэтому он встал и плеснул себе в лицо водой перед раковиной на кухне и вышел на свежий воздух, чтобы сесть на крыльце кемпера, среди ночи и звуков пустыни: переклички койотов, шелест крыльев, шорохи мышей в полях… Он слышал это и многое другое. Слышал стук гравия на стоянке, когда там задул ветер, шум телевизионных помех в фермерском доме, после того как ночное вещание завершилось государственным гимном. Скрип половиц в доме под ногами Гаскин, чью фигуру он время от времени наблюдал за жалюзи. Когда он ее видел, кровь в его венах начинала бежать быстрее, а в зубах нарастал новый, голодный зуд.

Он чувствовал голод постоянно, но есть не мог. Тогда утром он пытался подкрепиться полоской вяленой говядины, которую достал из консервной банки у себя в кемпере, и от одного только запаха у него к горлу подступила тошнота. Он убрал мясо в карман, чтобы потом бросить рыжему коту, когда его увидит. У него болели мышцы, их сводило судорогой, а рана на бедре никак не затягивалась, хотя и кровоточила не всегда. Она скорее сочилась неожиданно, будто кровь в его теле теперь следовала своему таинственному плану, в котором биология больше не играла никакой роли.

Ехать в город было недалеко, но он получал удовольствие от самой поездки, несмотря на солнце. Сам шорох шин придавал ему бодрости, пока он пересекал поле, где зеленела трава, а в искусственном озере с фонтаном бурлила вода неестественно голубого оттенка. Протяженные металлические здания на дальней стороне озера стояли пустые, с вывесками вроде: «СВИНЬИ, СКОТ, ПТИЦА». «Ярмарка», – подумал он, еще прежде чем увидел знак на съезде. Через несколько миль он проехал церковь с белым шпилем и вывеской на испанском языке, затем огороженный двор бутановой компании и наконец – городскую черту Сьело-Рохо.

Городок был совсем невелик. Шоссе рассекало его надвое, будто шрам. Первым, что здесь ему попалось, оказался «Тейсти Фриз», ресторан для автомобилистов, а за ним – длинное кирпичное здание с плоской крышей и шестью желтыми школьными автобусами, припаркованными снаружи. Потом – дети на игровой площадке. Парикмахерская.