немного посидели в молчании. Сэнди ссутулился, глядя на горы, пока ветер трепал его волосы. Тревис следил за ним краешком глаза. В позе мальчика, в его отстраненном выражении лица он видел себя в детстве, когда мать усаживала его перед окном, выходившим на бескрайний простор залитого солнцем мира. Каким маленьким он тогда себя чувствовал, каким одиноким…

Тревис протянул молоток и гвоздь.

– Знаешь, как это делается?

Мальчик взял молоток в одну руку, гвоздь во вторую.

– Думаю, это не сложно, – сказал он.

– Вот так поставь, – сказал Тревис. Сэнди послушался. – Потом забиваешь. Сначала аккуратно. Потом бей хорошенько, один раз. Резко и крепко. Видишь?

Сэнди ударил. Гвоздь вошел в крышу.

– Давай еще один, – сказал Тревис.

– Почему вы их носите? – снова спросил Сэнди.

– Будь внимательнее.

Сэнди вбил еще гвоздь.

– Вы хотите надолго остаться, да? – сказал он.

– Много же у тебя вопросов.

– А у вас ответов не очень, – заметил мальчик. – Как мы друг другу подходим, да? – Мальчик взмахнул молотком и ударил себя по большому пальцу. – Сукин сын! – Он бросил молоток, тот шумно сполз по крыше и перелетел через край.

Под ногтем у Сэнди показалась кровь.

Пока Тревис молча наблюдал за этим, его желудок вдруг будто бы обтянули колючей проволокой.

Существо по имени Рю будто бы страстно простонало возле его уха.

– Черт, болит ублюдски!

– Все будет с тобой нормально, – сказал Тревис. Затем перегнулся через край крыши и увидел молоток на дощатом настиле внизу. Он приземлился рядом с коробкой для обеда, которую мальчик оставил, прежде чем взобраться по лестнице. Затем встал и, медленно переставляя ноги, подошел к краю, но ступил мимо перекладины и едва не соскользнул. Когда он вновь обрел равновесие, поднялся ветер и сорвал лоскут ткани с его подбородка, обнажив участок бледной кожи. Тревис почувствовал, как тот нагрелся и покраснел. Прикоснулся к коже, и пальцы его рабочих перчаток пропитались кровью.

Тревис глянул на мальчика, который сидел, сунув ушибленный палец в рот.

«Это легко, – нашептывало существо по имени Рю. – Так легко».

Тревис поправил повязку, ухватился за лестницу и принялся по ней спускаться. Затем отошел от лестницы на несколько шагов, в тень навеса, и присел на корточки. Подбородок еще немного покровоточил, но затем прекратил.

Тревис нагнулся и взял молоток, затем поднял глаза и увидел, что мальчик смотрит на него с крыши.

– Пожалуй, на сегодня хватит, – проговорил он. – Лучше тебе спуститься, пока твоя мама тебя здесь не увидела и я не потерял работу.

– Вы в порядке? – спросил мальчик.

– Жарко просто, вот и все.

– Хотите посмотреть кроликов? В сарае прохладно и темно.

«Тебе нужно уехать из этого места, – подумал Тревис. – Сесть в машину и уехать. Прямо сейчас».

Но вслух сказал:

– Ладно. – И проглотил ком в горле.

Мальчик достал одного кролика из клетки и дал Тревису, сидевшему, как индус, на холодном полу сарая. Здесь, во мраке Тревису впервые за весь день, проведенный под палящим солнцем, было приятно находиться. Впрочем, ему это казалось слабым утешением из-за голода, что грыз его изнутри. Он снял повязки с лица и взял у Сэнди карликового кролика дрожащими руками. Зверек странным образом страшил его, будто ему передали новорожденного ребенка. Ушки у кролика были маленькие, розовые, с извилистыми, как речные притоки на карте, прожилками. Животное заворочалось у него в руках.

– Не бойтесь, она любит, когда ее берут, – сказал мальчик. – Вот так. – И, взяв из клетки второго кролика, поднес его к груди и провел ладонью по его ушам.

Тревис повторил за мальчиком, но его животное все равно пыталось вырваться.

– Когда мне плохо, я прихожу сюда, беру ее, и мне становится легче, – сказал мальчик. – Когда-нибудь я очень сильно разозлюсь на Роско Дженкинса, так что даже кролики мне не помогут. Думаю, однажды я убью этого сукина сына.

– Это кто, друг твой? – сказал Тревис, стараясь удержать кролика. Он слышал, как быстро у кролика стучит сердце.

– Черт, – сказал мальчик. – Вы вообще знаете, кто такие друзья? Разве друзья делают такое друг другу? – Он подвинулся и указал на свою шлевку.

– Я же не знал, – сказал Тревис.

– А у вас нет друзей?

Он покачал головой, подумав о ребятах, которых знал с войны, об их именах, их взглядах. Друзьями они не были. Он подумал о девушке, с которой однажды катался на колесе обозрения. Она сказала, что они друзья, но он не поверил.

– В общем, Роско Дженкинс мне не друг. Он меня задирает.

– Меня в школе тоже мальчишки донимали, – сказал Тревис.

– И как вы это уладили?

– Мой старик сказал, я должен сам постоять за себя. Он считал, что так почти все можно решить. Но я не мог с ними справиться. Поэтому ушел из школы.

– Мне десять лет, – сказал мальчик. – Как мне уйти из школы, на хрен?

– А ты много ругаешься, – сказал Тревис.

– Ваш папа хороший человек?

– Был хороший, – ответил Тревис. – Не лучше и не хуже других.

– Мой папа убивал людей во Вьетнаме, – сказал мальчик. – Хотя те и не были хорошими. Просто были врагами. А вы были на войне?

– Был.

– И как там?

– Громко, – ответил Тревис и провел рукой по кроличьему меху.

– Вы кого-нибудь убивали?

У Тревиса в руках было теплое живое существо, размером не больше женской груди.

– Не думаю, что Бог наказал бы папу за то, что убивал людей, которые этого заслуживали, а вы?

– Не знаю.

– Мама недавно обрела спасение. Я чуть раньше. Священник рассказал ту историю про человека по имени Закхей. Сказал, что он взобрался на дерево, чтобы увидеть Иисуса, и Иисус сказал: «Я ужинаю у тебя дома». Если бы Иисус ужинал у меня, я бы, наверное, обосрался. В общем, так я и обрел спасение. А вы обрели?

Тревис проглотил ком в горле.

– Пока нет, – сказал он.

– Что у вас с лицом? – предпринял мальчик последнюю попытку.

– У меня аллергия, – сказал Тревис. – Все так, как говорит твоя мама.

– На что аллергия?

Но он не ответил. Вместо этого выпустил кролика и посмотрел, как тот ускакал в угол и, присев за лопатой, наложил кучку круглых экскрементов.

– Забавно, – проговорил мальчик. – Обычно она не такая пугливая.

С воздуха буровые вышки к северо-западу от Абилина напоминали Ридеру поле, усеянное падалью. Они занимали три квадратные мили[18], и новые установки впивались в скважины, будто стервятники в землю. Ридер описал два круга, прежде чем посадить вертолет примерно в десятой части мили от вышек. Когда пыль осела и лопасти затихли, они с Сесилом наконец выбрались. Сесил