так звучит данное ей при рождении имя, а позже Дагмара… Именно так: ударение на первом слоге, пожалуйста (ты ведь уже на личном примере знаешь, как уважительно я отношусь ко всяким собственным именам). Итак, Дагмара Датская на борту британского линкора «Мальборо» отбыла из пылающей России к своему племяннику Георгу V, между прочим английскому в то время королю; откуда вскоре переехала в родную Данию, на троне которой восседал другой ее племянник — Кристиан X.

— Помедленнее, пожалуйста… — попросил Плечов. — А то боюсь запутаться во всех этих родственных связях и отношениях.

— Понял, — «переключил скорость подачи информации» на более низкую Мыльников-старший и продолжил уже не скороговоркой: — В начале Второй мировой войны Дания заявила о своем нейтралитете, но, несмотря на это, 17 декабря 1939 года в Берлине все равно утвердили план по захвату соседних территорий. 9 апреля 1940 года в ходе операции «Везерюбунг» германские войска за считаные часы оккупировали страну: изначально король Дании и правительство сохраняли свои полномочия при режиме протектората, однако с 29 августа 1943 года и они оказались вынуждены объявить режим военной оккупации. Тем не менее, в отличие от других стран, все датские институты власти и организации спокойно продолжали работать… Однако я сильно забежал вперед. Правительству Дании и королю Кристиану Десятому удавалось долго балансировать на грани между демократической и тоталитарной системами, но и им пришлось показать зубы, когда Германия потребовала ужесточить цензуру и ввести смертную казнь за саботаж.

— Давайте ближе к делу, Юрий Николаевич, — поспешил вернуть на грешную землю чрезмерно увлекшегося ученого агент Вождя. — Что там случилось с Марией Федоровной? Вы ей все передали или что-то, простите, припрятали? Так сказать, на черный день…

— Все! — сказал, как отрубил, Мыльников-старший, вызвав тем самым полное разочарование у нашего героя, мгновенно отобразившееся на его лице.

Вот это неожиданность… И очень неприятная. Выходит, прав Копытцев, и эти двое их просто дурачат, чтобы остаться на Западе?

— Что же тогда вы намеревались вернуть родной стране? — наградив старика не самым приветливым взглядом, чуть ли не вскрикнул Ярослав.

— Ничего! Вы уж простите старика за то, что водил вас за нос, — ответил тот, явно наслаждаясь произведенным эффектом, и, выдержав томительную паузу, добавил: — Кроме Ломоносовских свитков, конечно. А также дневников нашего гениального соотечественника. Я ведь еще тогда дал сам себе слово, что они в любом случае останутся в России…

— Ну хоть что-то, — облегченно выдохнул Плечов, прекрасно осознавая, что слова «хоть» и «что-то» в данном случае неуместны категорически.

Ведь самое что ни на есть главное спасено!

Для нашего трудового народа, для истории…

Для Правды!

* * *

Простившись с русско-шведским ученым, разведчик пошел наверх — в отведенную для него комнату. Однако в самом конце пути, когда он уже взобрался на самую последнюю ступеньку слишком извилистой лестницы с резными балясинами, увенчанными фигурками каких-то былинных персонажей, Ярослав столкнулся лицом к лицу со светловолосой незнакомкой, позади которой с измученным лицом плелся Дмитрий Юрьевич.

— Знакомьтесь, мой молодой друг. Это Линда Седерстрем, — подмигнув коллеге, представил свою очаровательную спутницу академик. — Ведущий корреспондент одной из самых влиятельных газет не только в Швеции, но и на всем Скандинавском полуострове.

— Зовите меня на американский манер — Линди, — протягивая хрупкую ладонь, чуть ли не пропела блондинка на прекрасном немецком языке, которым Плечов весьма неплохо владел. — Из «Вечерней газеты». «Афтонбладет»[22], может, слыхали?

— Нет. Пардон, но ни про каких «бладет» мне доселе ничего не было ведомо. Однако я надеюсь вскоре исправить этот очевидный недостаток, — Плечов галантно поцеловал изящную белую ручку (чего ему еще не приходилось делать ни разу в жизни) и поплелся за красоткой вниз, расстроенно размышляя: «Делать мне больше нечего, как тебя провожать… А куда денешься? Европейская обходительность, чтоб ее…»

В дверях Линда остановилась и приветливо помахала рукой остававшемуся на прежнем месте пожилому хозяину дворца.

Тот ответил взаимностью.

А секретный сотрудник, словно завороженный, брел за дамой все дальше и дальше по идеально вымощенной лесной тропинке — прямиком к припаркованному за оградой дома автомобилю.

Но это был еще далеко не конец устроенного спектакля…

Возле машины госпожа Седерстрем мило улыбнулась и… чмокнула нашего главного героя в щеку. Затем обошла свой «Volvo» справа…

«Черт, что это она вытворяет? — растерянно подумал Ярослав. — А… Я совсем забыл! У них ведь левостороннее движение, и руль, соответственно, находится с правой стороны…»

Тем временем журналистка резко рванула на себя переднюю дверцу, после чего, задрав юбку выше колен, начала протискиваться на свое, может, слишком тесное, однако же абсолютное законное, водительское место.

Когда сей нехитрый, в общем-то, трюк, наконец, удался, дама открыла окошко и на совершенно дикой интернациональной смеси буквально прошипела, будто ядовитая гадюка, которые, хоть и в небольшом количестве, все же водятся, в советском, по крайней мере, Заполярье:

— Гудбай, майн юнге![23]

— Вот же стерва!.. — выдавливая предельно вежливую, до самых ушей улыбку, выругался ей вслед Ярослав. — Я таких в своей жизни еще не встречал. И откуда она взялась?.. Впрочем, чего я так разбушевался? Но именно эта марка машины ей очень даже подходит…

«Volvo», как известно, со шведского так и переводится: «кружусь, вращаюсь, кручу».

Поневоле вспомнишь наше: кручу — как хочу!

Это точно про нее…

А хочет эта девушка ох как много! Понять бы еще — чего…

Глава 8

Утром следующего дня Дмитрий Юрьевич загорелся желанием посетить могилу своего предка, основателя знаменитой философской династии — Николая Дмитриевича Мыльникова.

— Ну что ж, пошли, — без долгих раздумий согласился Юрий Николаевич.

— Может, все-таки, лучше «поехали»? — настороженно поинтересовался академик, не понимая причин странного предложения своего отца. — Как я понимаю, у нас в гараже пылится какой-то лимузин… И даже, как мне кажется, не один. Не дадим ржаветь железу!

— Нет. Пройдемся пешком! — жестко парировал Юрий Николаевич.

— Далеко? — робко поинтересовался «сынуля».

— Сам увидишь, — по-философски развел руками Мыльников-отец, после чего, правда, сообщил: — От силы километров пять в одну сторону будет. Может, и меньше. В нашем возрасте гулять полезно.

Ярослав, ставший свидетелем этого разговора, решил один не оставаться и без лишних слов увязался следом за представителями знаменитой научной династии.

— Исход русских из большевистской России не обошел стороной и Швецию, — начал глава философского клана, едва минул ограду собственного дворца. — Хотя большинство эмигрантов все же отдали предпочтение Финляндии; как-никак, она географически ближе и доступнее; к тому же у многих знатных петербуржцев на Карельском перешейке были дачи. Да и сам отъезд поначалу воспринимался как временное явление, мол, месяц-другой — и все вернется на