и мой любимый дедушка… Николай Дмитриевич, родной, как же я ждал нашей с тобой встречи! Вот лежишь ты здесь, никому не нужный, рядом с такими же встретившими октябрь семнадцатого в расцвете сил — молодыми, красивыми, а на чужбине — вдруг резко состарившимися русскими парнями, и не видишь, как меняется наша родная страна, как бьет очередного супостата; не слышишь, как шумят под ветром ветви берез, не чувствуешь запаха только что вспаханной почвы…

— Не дай Боже и нам разделить их участь… — прерывая сына, подытожил старик. — Покойтесь с миром, братья…

Глава 9

Четверг 27 января 1944 года стал во всех отношениях знаковым днем.

Начался он с того, что уже в шесть часов утра в холле мыльниковского дворца зазвонил телефон, и так как рядом больше никого не было, Ярославу пришлось поднять трубку.

— Юрий Николаевич? — спросил кто-то до боли знакомым голосом. Причем — по-русски!

— Он спит, — ответил разведчик, инстинктивно изменив тембр голоса.

Плечов уже собрался на пробежку и хотел быстренько оборвать ранний разговор, однако мужчина на противоположном конце провода и не думал униматься:

— А с кем я разговариваю?

— С его сыном, — не моргнув глазом соврал наш главный герой.

— Дмитрий Юрьевич?

— Я.

— Это Чеслав, сын профессора Пчоловского. Вы меня должны помнить…

Ярослав чуть было не растерялся от неожиданности, но сумел справиться с волнением и ответил:

— Помню. А как же? Конечно, помню. Отец-то хоть жив?

— Не знаю. Папа остался в Варшаве. И с ним давно нет связи, — поведал голос.

— Плохо…

А что еще можно было сказать?

— Понимаю, но ничего поделать не могу. У меня к вам просьба…

— Говори.

— Вы можете передать трубочку своему… постояльцу?

— Плечову? — уточнил секретный сотрудник.

— А то кому же еще? Ярослав Иванович в это время точно не спит…

— Потерпи одну секунду… Он как раз собирается на утреннюю прогулку! — Плечов положил трубку на стол и несколько раз топнул ногами. После чего громко крикнул: «Ярослав Иванович! Тебя к телефону!» и, отойдя на несколько метров, сам же отозвался: «Иду!»

— Кто? — шепотом бросил над лежащей мембраной и, услышав собственный ответ: «Не знаю», уже во весь голос добавил прямо в микрофон:

— У аппарата!

— Привет… тезка…

«Черт, как я сразу не узнал тебя, а?» — подумал агент Вождя, а вслух произнес:

— Вот неожиданность.

— Олаф обещал позвонить тебе, — послышалось из трубки.

— Ну и…

— Теперь я за него.

— Понял. И что из этого следует?

— Ваш… Наш уговор в силе?

— О чем ты?

Он хотел было по привычке сказать «братец», но вовремя осекся. Видимо, именно такую команду головному мозгу дали какие-то внутренние силы, не допускающие называть врагов этим милым, бескорыстным и таким искренним русским словом.

— Об эксклюзивном праве на трансляцию всех твоих перемещений.

— А ты уже выкупил его у Свенсона? — не удержался от ехидного вопроса Ярослав.

В ответ раздался короткий смешок.

— Так точно, как говорят в твоей конторе!

— Что ж, приходи… — таиться нет смысла, их программа секретом для шведов не является. — Сегодня у нас открытая лекция в Королевской академии…

— О чем, интересно?

— О давних связях между нашими народами.

— Когда начало?

— В семнадцать ноль-ноль.

— Хорошо. Буду. Обязательно! Коньяк брать?

Попробовать подыграть этому паразиту? Почему бы и нет…

— Естественно. Только не забудь, что нас трое…

— Понял. Значит, одной бутылкой точно не отделаюсь.

— Это правда!

Ярослав положил трубку на рычаг и мрачно подумал: «Чтоб ты, гад, захлебнулся этим коньяком…»

* * *

Раскланиваясь во все стороны перед многочисленными знакомыми, в числе остальных прибывшими на лекцию по именным приглашениям, отец и сын Мыльниковы направились прямиком в президиум и уже там, на сцене, заключили в объятия Хенрика Бреннера, и в самом деле оказавшегося очень далеким потомком (каким-то прапрапра) знаменитого шведского хрониста[26]. После этого все трое стали умело делать вид, что внимательно слушают напутственное слово Арне Вестгрена, постоянного секретаря Королевской академии и главного инициатора приглашения наших героев в Швецию.

А Ярослав по-скромному занял место в «партере», правда, в первом ряду. Его соседкой слева (по «чистой случайности»?) оказалась милейшая Линда Седермстрем; справа примостился небезызвестный, как оказалось в некоторых кругах, американский писака Чак Де Бии (он же Пчелов, он же Пчеловский, он же Дибинский). Соседство с ним Ярослава никак не радовало, но не затевать же публичный скандал, и он успокоил себя тем, что так проще следить за «заклятым недругом» и легче контролировать его действия.

Пригласили на лекцию и Свенсона, но тот где-то затерялся в глубине зала. «Мавр сделал свое дело, Мавр должен уйти»… Вот так и Олаф — роль сыграл, деньги получил; теперь все нити «большой игры» сосредоточены в руках его подлинного хозяина.

А что? Каждому свое.

Или кесарю — кесарево, как гласит Новый Завет…

Господин Вестгрен, явно почувствовавший, куда дует ветер перемен, происходящих в Европе, долго и вдохновенно рассказывал с трибуны о выдающейся роли в шведской науке Юрия Николаевича и о великом вкладе в мировую философию Дмитрия Юрьевича, а когда выдохся — предоставил слово старшему из Мыльниковых.

— Сегодня я хотел бы поговорить о тесных экономических связях между нашими двумя народами, которые зародились еще в Средние века. Начнем, пожалуй, с русского Новгорода и шведского Готланда. Согласны?

Многочисленная публика ответила одобрительным гулом.

— А теперь — сидите тихо и внимательно слушайте; не сбивайте старика…

— Вэл! — разом выдохнули сотни ртов, среди обладателей которых преобладали, как ни странно, люди до сорока лет — уже не студенты, но и не давно заматеревшая профессура; после чего в зале моментально установилась тишина.

(Не нужно думать, что на лекцию собрались одни носители английского языка, просто слово «хорошо» по-шведски звучит точно так же; все мы — жители одной планеты и, если покопаться, имеем намного больше общего, чем того, что нас разъединяет, как бы не старались «сильные мира сего» обозлить и натравить друг на друга представителей разных рас и народов.)

А Юрий Николаевич продолжал свое выступление:

— Жители Готланда, как, наверное, знают все здесь собравшиеся, приняли святое Крещение при короле Олафе Святом в 1008 году. А уже в двенадцатом веке у них было свое, как сейчас бы сказали, торгпредство в русском Новгороде, при котором действовал… Да-да, храм Святого Олафа. Но и Новгородские купцы имели на острове все то же самое: торговый двор в главном городе Готланда Висбю и церковь, расписанную фресками в византийском стиле.

Другой памятник архитектуры, к возведению которого явно приложили руки русские мастера, — это православный собор в Чэллунге. Росписи на его стенах