– Моя жена слышит странный звук, – сказал я.

– В каком вы номере?

– В триста шестнадцатом.

– Откуда идет звук?

– Вроде бы из соседнего номера.

– Слева от вас?

– Нет, справа, из триста семнадцатого. Она говорит, там кто-то скребется.

– В самом деле? Прислать вам кого-нибудь, чтобы проверили?

– Может, вы просто посмотрите, кто там живет? А я сам схожу с ними поговорю.

Настала короткая пауза. Я слышал, как он стучит по клавиатуре.

– Прошу прощения, сэр, но этот номер не занят. Вы уверены, что шум идет не из триста пятнадцатого?

– Жена говорит, справа. Послышалось, наверное. Извините за беспокойство. Спасибо.

Я повесил трубку. Взял отмычку и взломал замок смежной двери. В номере 317 было темно и чисто. Двуспальная кровать была аккуратно застелена. Я перенес из соседнего номера свои вещи и закрыл дверь. Включил один из сотовых телефонов, поставил будильник на четыре утра и достал из сумки револьвер. Проверил, заряжен ли барабан. Приготовил новый комплект одежды. Старый вместе с остальными вещами убрал в сумку.

Некоторые профи, укладываясь спать в незнакомом месте, предпринимают особые меры предосторожности. Я знаю ребят, которые застилают пол вокруг кровати газетами: вздумай кто незаметно подкрасться, бумага зашуршит и разбудит спящего. Есть и такие, кто вообще спит сидя. У меня свои правила, жесткие, но не чересчур. Заряженный и поставленный на предохранитель револьвер я кладу под подушку. Ботинки ставлю поближе к кровати, предварительно максимально ослабив развязанные шнурки, чтобы в случае чего иметь возможность мгновенно обуться. Одежду на завтра тоже оставляю на полу, а собранную сумку – возле двери. Свет в ванной на ночь не выключаю, чтобы не оказываться в кромешной тьме. Спать ложусь в гриме. Часы, если я на работе, не снимаю. Одним словом, я и во сне остаюсь в полной боевой готовности. Слегка потекший грим – пустяки.

При этом я сознаю: если ко мне явится убийца, чтобы прикончить во сне, я вряд ли окажу ему достойное сопротивление. Но если придется уносить ноги, то за дверь я смогу выскочить за считаные секунды. Вот такие у меня приоритеты. Кстати, однажды меня пытались убить во сне. Дело было в Боготе. Просыпаюсь я и вижу: надо мной навис мужик с ножом. Пока он готовился перерезать мне глотку, я успел всадить в него две пули. Мне тогда здорово повезло, но постоянно полагаться на удачу нельзя. Сомневаюсь, что она улыбнется мне когда-нибудь еще.

Понимая, что после кофе быстро не засну, я достал из сумки «Метаморфозы» и немного почитал. Иногда полезно переключать мозги. Латынью я владею свободно, но люблю читать переводы, особенно новые: мне интересно, как разные люди справляются с трудностями античного шедевра. Переводческий труд в чем-то сродни тому, чем занимаюсь я. Переводчик рассказывает чужую историю своими словами. В каком-то смысле и я занимаюсь тем же. Анджела никогда этого не понимала. Я пытался ей объяснять, но у меня плохо получилось. Мы с ней слишком разные. Она перевоплощается мгновенно, для нее этот процесс естествен как дыхание. А мне приходится кропотливо, как переводчику, трудиться над каждой фразой.

Я сунул книгу в сумку, а револьвер под подушку.

Накрылся одеялом и закрыл глаза. Я даже не заметил, как провалился в сон. Анджела всегда подтрунивала над моей способностью мгновенно засыпать. Перед тем как отключиться, я вдруг вспомнил вечер в отеле Орегона. Потрескивали дрова в камине, шумели за окном деревья… Если в ту ночь мне что-нибудь и снилось, я все забыл.

Но я никогда не забуду звука, который меня разбудил.

Утром первого дня работы по «Азиатской рокировке» Анджела вошла ко мне в спальню и разбудила меня, прижав к моему уху будильник. От резкого звона я вскочил как ошпаренный. Она всегда бранила меня за слишком крепкий сон. Сама она спала «короткими перебежками», через каждый час вскакивая, чтобы выкурить сигарету или лунатиком пройтись по комнате. А я проваливался в сон как в кому.

– Встречаемся через час, – сказала она.

Я не сразу сообразил, где я и что здесь делаю. Анджела явилась в синем брючном костюме с золотистым именным беджиком на лацкане пиджака. «Мандарин Ориентал. Куала-Лумпур. Мэри» было выбито на нем. Не знаю, как ей удалось заполучить форменную одежду, но она, белая женщина, идеально вписалась в атмосферу этого азиатского города. Безупречный, как всегда, грим: на меня смотрело лицо усталой служащей отеля с залегшими под глазами кругами. Образ дополняли разношенные балетки на ногах. Я выглянул в окно. В стеклянных фасадах небоскребов уже отражалось солнце.

Я отключил звонок будильника.

Анджела умела пользоваться своей красотой – не зря же обучалась в колледже актерскому мастерству. А я вот в колледже читал и переводил с латыни и древнегреческого. Никогда не ходил в театр, о лицедействе и не помышлял. Я не только не жаждал внимания – я мечтал об анонимности. Я хотел одного: чтобы ко мне не приставали и не отвлекали от древних текстов. Анджела полностью изменила мою жизнь. Она показала мне, как стать одновременно никем и кем угодно. Она дала мне настоящее образование. Я копировал чужие подписи, пока не научился подделывать любой почерк. Научился управлять голосовыми связками и смог имитировать чужие голоса. Изучил особенности походки и речи разных людей. Но главный урок, который я усвоил, заключался в том, чтобы быть не идеальным, а убедительным. Однажды Анджела вручила мне игрушечный полицейский жетон и попросила принести вещественное доказательство с места настоящего преступления. Я прошел через оцепление, подобрал щипчиками гильзу, положил ее в целлофановый пакетик и так же спокойно исчез. Это был выпускной экзамен, который я сдал с блеском. Так она поняла, что я готов к работе.

Анджела, сложив на груди руки, смотрела, как я встаю. Потом сказала, что сварила кофе, и отвернулась. Когда я вышел из душа, она протянула мне чашку кофе – без сливок и сахара – и приказала пошевеливаться.

Она терпеть не могла ждать.

Видеоконференция с Маркусом состоялась в гостиной наших апартаментов. Посередине стола лежали двенадцать золотых ключиков, по два для каждого из нас, исключая рулевого Элтона Хилла, который отвечал только за машину. Мы еще не знали, от чего эти ключи, но не беспокоились: когда будет надо, нам все объяснят. А пока нам просто сказали, что мы должны постоянно носить эти ключи с собой. В гостиной стоял огромный телевизор с плоским экраном, к которому была присоединена видеокамера, горевшая зеленым огоньком. В те времена видеоконференции были диковинкой, не то что сейчас. Хорошо помню, как подергивалось и время от времени замирало на экране лицо Маркуса, – я смотрел на него, словно завороженный. Он находился за восемь тысяч миль, и там уже шла вторая половина дня, но нам казалось, что он здесь, совсем рядом. Мы сидели за столом, а он излагал суть операции. Чтобы успеть, нам следовало приступать к работе немедленно. Никаких вопросов, никаких сомнений. Его голос звучал спокойно и уверенно. Он говорил медленно, чтобы мы ничего не упустили: