– Я стану! – пылко воскликнул Сергей, чувствуя, как захлёстывают эмоции и слёзы текут по щекам. – Я стану, Рёрех! Перуном…

– Не надо, – остановил его княжич. – Не надо клятвы. Стань – и довольно.

* * *

– Мальчишка твой, тот, который с моим рабом-христианином подружился. Что ты о нём знаешь?

– Немного. – Стемид потянулся за ковшом, смочил губы, остальное выплеснул на камни. Вкусный запах ржаного хлеба наполнил баньку. – Сирота. Мой средний его у нурманов отнял. Отец его вроде купцом на юге где-то… Погиб отец-то, а родня, видно, решила от мальца избавиться.

– А что для купецкого сына он больно с оружием ловок, не смущает?

Белозерский князь покачал головой:

– Ты, Вардиг, не видел, каков он был, когда к нам попал. Иной смерд с железом половчее был, чем он тогда.

– Такой, значит, к воинскому делу способный оказался? – с сомнением произнёс плесковский князь.

– И способный, и упорный. С рассвета до заката упражняется, себя не щадя. Ты, Свардиг, помнишь себя в детских?

– Да не особо. Эй там, девка! – крикнул он. – Пива нам ещё!

– А я вот помню. Пестун у нас с братом был – ярый. Гонял без передыху. Но и то: после обеда – отдых. Как солнце край леса тронет – тоже. Ну это если не в походе. А так нам тогда только возможность дай полениться, уж мы её не упускали. С Вартом не так. Когда другие детские в речке купались, на рынке сласти выпрашивали или по ягодникам шарились, этот с железом играл да из лука бил. Рёрех его одному отроку поручил: присматривать. Так он с тем отроком договорился: Варт его по-нурмански говорить учит, а отрок его – биться. Одно лето прошло, а он уже меж своих во всём первым был. Ну почти во всём. Я сыновьями своими доволен, Вардиг, ты знаешь. Славные у меня сыны. Но от такого сына я б не отказался.

– Так усынови его, – предложил плесковский князь.

– Ни к чему. – Стемид с удовольствием приложился к только что принесённому пиву. Холодненькому, только из погреба. – Довольно с него, что у Рёреха моего он – в любимчиках.

– Хельгу он тоже понравился. – Вардиг черпнул из корчаги. – Хельгу сказал: непростого рода этот малой. Росточком всего в два аршина, а сам ровно князь. А Хельгу ты знаешь: он видит. И христианин мой говорит: умён мальчишка не по годам. По-ромейски болтает – будто истинный ромей, только пишет корявенько.

– Он и по-нурмански говорит не хуже нашего, – заметил Стемид. – А я тебе больше скажу: у детских моих он уже – вожаком. При том что безродный новик. Да что детские – младшая моя гридь, отроки, его почти своим считают. Один из Прокуевых дружинников к нему неуважение проявил, так они дурня чуть не прибили. Так что, Вардиг, есть и у меня сомнения насчёт его рода. А вот в том, что он не прост, этот малой – никаких сомнений нет. – Стемид запрокинул голову, опорожняя кружку. Пиво, смешанное с потом, закапало с его усов на грудь.

– Ясно, что не прост, – проворчал Вардиг. – А то стали бы мы с тобой о нём столько говорить.

– А он, значит, с твоим христианином дружит? – уточнил Стемид.

– Есть такое. И дочке моей он по нраву. Сильный, говорит, красивый, умный и вежеству обучен.

– Тогда вот что: попроси-ка ты, Вардиг, своего христианина вызнать у малого, кто он на самом деле есть.

– А что сам не спросишь? – удивился плесковский князь. – Твой человек – твой и спрос.

– Рёреха обижать не хочу. Сын попросил не спрашивать. Сказал: придёт время – Варт сам нам откроется.

– Так, может, и пусть. Рёрех твой тоже мудр не по годам. Может, в зрелости тоже видеть станет. Как Хельгу. Хочешь, я Ольгу свою за твоего Рёреха отдам?

– А Игорь как же? Не хочешь, чтоб внуки твои великими князьями киевскими стали?

– Хочу. Но станут ли? В Киеве старший – Хельгу. Игорь – в тени его. А что дальше будет, одним лишь богам известно.

– Хельгу Рюрику обещал, что посадит его сына на киевский стол, – напомнил Стемид. – И посадил. Рядом с собой.

– Рядом, да пониже. Не хочешь, значит, против Хельгу идти?

– Не хочу, – подтвердил беловодский князь. – С ним хочу. Он мне всем хорош. И тебе. Нет обиды между нами, брат?

– Нет, – подтвердил Вардиг.

– Ну и славно. А ты с рабом своим всё же поговори. Вдруг от него Рёрехов детский таиться не станет? А нет так нет. Подрастёт, посмотрим. Примет его Перун наш – быть Варту варягом и в доверии моём. А не примет, тогда пусть Рёрех сам с ним и разбирается. А он – разберётся. А нет, так есть у меня кое-кто, способный любому в нутро заглянуть и вызнать: не гнилое ли?

– Что ж за человек такой? – заинтересовался Вардиг.

– Не совсем человек. Мудрый. Из тех, кто ведает.

– Эти могут, – согласился Вардиг. – Да только полной веры им нет.

– Веры нет, а польза имеется.

– Тоже правда.

Вардиг распустил шнурок на голове и сунул голову в бадью с горячей водой. Длинные власы поплыли по поверхности, будто водоросли. Побулькав, плесковский князь вынырнул и тут же окунул голову снова: на этот раз в бадью с водой ледяной. Подержал немного, выпрямился, фыркнул, встряхнул гривой, разбрасывая капли, и предложил:

– Что сперва, брат: девки или ясти?

– Девки, – без раздумий выбрал Стемид. – Трапезничать – дело долгое.

– Не стоять! Не стоять! – злобно рявкал Лепко. – Бегом, сонные улитки! Уклоняемся! Убит! Убит! Тороп, ты тоже убит! Варт! Ранен!

Комок угодил Сергею в ушибленный бок. Больно! Он замешкался, едва не потерял равновесие… И ещё один комок – в ногу.

– Всё! Готов! – крикнул Лепко и занялся следующей жертвой.

Сергей спрыгнул на землю.

Из шестнадцати детских до конца добежал только один. И это был не Сергей. Чёртов вестибулярный аппарат!

Впрочем, раньше было хуже. Раньше он и без всякого «обстрела» не мог добежать даже до середины тридцатиметровой подвесной дороги: цепочки из деревянных чурок примерно в локоть толщиной, нанизанных на корабельный канат, будто гигантские бусы. Даже в одиночку не мог добежать, а уж когда по подвесному мосту скакали другие…

В общем, прогресс имелся. Но о том, чтобы быть первым, речи не шло. Не последний – уже хорошо.

Равновесие – это важно. Особенно для тех, кому приходится сражаться на палубе корабля. Да что там… Для всех важно. В прошлой жизни Сергей тоже не был мастером балансировки. Бегать по вёслам или по борту лодьи он мог, но исключительно в хорошую погоду. И балансировать на спине скачущей лошади, как это делали степняки, у него не получалось. Не говоря уже о том, чтобы из такой шаткой позиции метать стрелы, да ещё и в цель попадать.