— А что же будет в третьем?

— Опять вы меня перебиваете! Поймите, это интуитивно. В третьем, наиболее лирическом из всех, будут собраны песни, преимущественно в старинном стиле танго, посвященные разрыву и связанных с ним метаниях героя, томительных реминисценциях. Но все это окрашено светлой грустью…

— То есть вы хотите сказать, что на этот раз обойдется без любовного треугольника, темпераментного южанина-красавца, кровавой мести…

— Послушайте, что у вас за глупая манера перебивать? Все это, разумеется, будет…

— Расскажите, если это не секрет, о чем пойдет речь в вашей следующей программе? Это будут голубые глаза или изумрудные? Она будет шатенка или блондинка, юна или же напротив…

Тяжкий грохот мягко всколыхнул сумрачное пространство Отстоя. Свет ярчайшей вспышки на мгновение выхватил сгрудившихся вокруг Комментатора многочисленных ошарашенных Отбывателей: Комментатор Событий растворился, превратившись в излучение.

— Самоликвидировался, — удовлетворенно пояснил Лукреций собравшимся. — Точно, Орден Анонимных Мастеров. Их почерк, — вполголоса сообщил он Фомичу. — Только кто эти четырехконечные были, а, шеф?

— А вот это, Кеша, и есть гуманоиды, — так же вполголоса сообщил Фомич.

Лукреций сориентировался и рявкнул:

— А ну, пошли все отседа! Гуманоидов, что-ли, никогда не видели?!

Собравшиеся восприняли термин «гуманоиды» как тяжкое ругательство и, истолковав его как предвестника надвигающейся бури, поспешили очистить пространство, дабы не напрягать Техника и не подвергать себя.

Тень же Основного, неизвестно когда возникнув в ячейке, внушительно увеличилась в размерах, плотоядно хмыкнула и вкрадчиво вдруг прошепелявила:

— Че, мужички, вконец охренели? Откуда это у вас порнуха? Позвольте поинтересоваться. На объективационную тянет, не так ли? Здесь конечностями уже не отговоришься. Что, дать время подумать?

— Не трави вакуум, клюп, — в несвойственной себе манере заговорил Фомич. — Если бы чего, так мы б уже того, в Мнимом Мире пребывали. А раз мы здесь, стало быть, не наше это нарушение Устава.

— Чье же, позвольте полюбопытствовать, а, ребятушки?

— Ты же все подслушал, Основной, всю лекцию о хронологическом всплеске. Так вот, гуманоиды этим всплеском и были. Выверт природы, понимаешь, Основной? И по-моему, всплеск констатационный, как это обозначил уважаемый лектор. А всплески сии в Уставе никак не обозначены. Ни во Внешнем, ни, тем более, во Внутреннем.

— Так что поймал свое, люпус? — воодушевился Лукреций.

— А вот обзываться нехорошо, — огорчилась тень и истаяла.

— Слушай, Фомич, а как ты этих, ну, гуманоидов, — бывшее ругательство с трудом ложилось на язык, — признал-то? — Лукреций почувствовал голод и стал набирать баланду из заработавшего Питателя.

— Да вот приснилось же сегодня.

— Ах вот даже как… Мне пиво с таранкой, тебе, значит…

— Послушайте, коллеги, — внезапно встрял в разговор какой-то не убоявшийся Лукреция индивид, — а ведь это были гуманоиды! Эх, вспоминаются чудные денечки, как сейчас помню…

Перед друзьями стоял несуразный тип. Своими маленькими серыми щупиками он с трудом опирался на скользкий мокрый пол. Тоненькая головка мелко подрагивала при каждом произносимом звуке. Тельце же колыхалось между тремя паралитически замершими направляющими. Однако семигранные глазки смотрели по-молодому остро и пронзительно.

— А ты-то кто таков будешь? — обронил дежурное Лукреций. — Всяких гытов видал, но такого что-то не упомню.

— Где уж вам, юноша. Вы же мне в пра-пра-пра-пра, много-много «пра» годитесь. Я же Древняя Мутация. То есть, необычайно древняя. Отбываю еще со времен гуманоидных.

— За что вас сюда? — участливо удивился Фомич.

— А ни за что. Разве меня есть за что? — несколько обиделась Мутация. — Собственно, я здесь был всегда. Ну, не совсем всегда, конечно. Меня, наверное, гуманоиды породили. В этом вот солярии.

— Так может, ты Отражатель Дыхания Отбывателей? — воспрянул Лукреций.

— Нет, конечно. Меня так, для развлечения… — горько обронила Мутация. — А я теперь скучаю по ним. Они ведь были такие необыкновенно добрые, интересные, увлеченные, умные… Какие были денечки. Тогда никаких откидов и не было, коллеги. Да и у Отстоя было иное предназначение. Сюда стекались со всей Галактики Жаждущие Уединения. Как мы жили! Какие денечки! Чтоб вам всем так жилось. Молодость-молодость, где ты?.. Ты была или нет?..

— Но ты мне вот что скажи, — упрямо гнул свое Лукреций, — раз уж ты со времен гуманоидных. Этот Отражатель кто гляделками видел? Выбраться отсюда с его Помощью можно?

— Да бросьте вы маяться, молодой человек. Это все сказки бабуитов.

— Чего?!

— Оставь, так сказать, надежду, всяк сюда… Отсюда ходу нет. Да и зачем, собственно? В миру столько грязи, фальши, насилия… С тех пор, как Они покинули нас…

— Ну, тогда, стало быть, нам терять нечего! — Лукреций потянул из-за пазухи какую-то штуковину, направляясь к общему впускателю, профессионально окидывая последний оценивающим взглядом Техника-Наладчика.

— Я не знаю, что вы там задумали, — запричитала Мутация, — но может не надо?

— Надо! — заверил ее Лукреций и стал прислушиваться к шорохам, доносившимся из-за впускателя. Шорохи показались ему несколько странными.

Древняя Мутация взвизгнула и шарахнулась от греха подальше.

— Не надо бы, а, Кеша? — озабоченно подал голос Фомич.

— Хорошо, — удовлетворенно крякнул Лукреций. — Воля она воля и есть.

— Ну, хоть кашу доешь.

— Некогда. Момент ловить надо. Кураж у меня пошел! Понял?

— Да не бери в голову. Врет он все, паршивец. Я ж Тебе не дорассказал, я ж во сне как раз Отражатель Дыхания и видел.

— Ну и что он тебе поведал? Выбраться поможет?

— Он сказал, мы сами должны.

— Видишь, как оно… — Лукреций уже не слушал Фомича. Он прилаживал ковырялку к панели впускателя. — Ну, я первый, ты за мной.

Но сразу дело не сладилось. Лукреций не сдавался, упорно пытаясь приладить субъядерный расщепитель, пресловутую ковырялку, к панели.

— Ковырялка-то откуда? — спросил Фомич.

— Да времени было вдосталь — я ее из подсобного материала собрал. Кое-что выменял, кое-где не пропустил шанс, а кое-кому пришлось и в чухало заехать. Ночи-то длинные.

Впускателю, судя по усилившимся шорохам, вмешательство Лукреция явно не нравилось. И вот он негромко заурчал. Лукреций тут же что-то выковырнул из панели и стал подстраивать. Звук изменился. Лукреций еще немного поколдовал, и сегмент вдруг наполнился волшебными аккордами Чатанунга-чуча. Чей-то мягкий и приветливый голос запел на незнакомом языке.