очутиться под садистом-насильником и вряд ли дожить до утра. Так какого же черта трусливо цепляюсь за остатки гордости, если сама же и нанесла по ней самый сильный удар, попавшись на уловку отравителя. Ричард имел дело уже с последствиями этого. И да, я ведь сама допускала мысль, что у нас могло что-то быть, если бы мы встретились при других обстоятельствах. Ну и вот, он озирается на моей кухне. Не сбежал, что запросто бы мог сделать, не прячется никуда, прикидываясь, что не было ничего, пришел поговорить, потому что ему это тоже не дает покоя, как и мне. А я ищу способ выставить его вон из дома и из своей жизни.

Ну не дура ли я?

— Хочешь чаю? — Вздохнув и отпустив на сегодня все свои идиотские психологические заморочки, спросила я. — Кофе на ночь не предлагаю.

— Хочу. Только давай-ка заварю его я, — с готовностью отозвался он. — А ты присядешь и расскажешь мне, как прошел твой день.

Я фыркнула, находя это предложение комичным. Но села. И даже начала рассказывать. Но, похоже, вскоре отключилась прямо где-то посреди бормотания о том, какая же заноза в заднице Карма Оули. А проснулась в полной темноте, окутанная уютным теплом у равномерно вздымающейся широкой груди и ароматом, что запомнила отчетливо и до мелочей, несмотря ни на какую отраву. Ветер, отзвук сигарного дыма, машинное масло, разморенный сильный мужчина.

Ричард.

Вдохнула его поглубже и уснула снова.

Глава 14

Что-то я внезапно перестал нравится всему семейству Сантос поголовно.

Ясно, почему бесится Перла, понятно, чего помрачнел Коннор. Спалились мы с сахарочком, он-то не слепой.

Но вот почему меня миссис Сантос практически выставила вон, сообразить я не мог. Вот только что мне были рады, хоть и как-то очень уж чрезмерно, и на тебе! Ледяная вежливость, под которой четко прослеживается «иди на хер отсюда» посыл. Но об этом подумать у меня будет время потом. Сейчас мне однозначно предстояли разборки с Бирном, судя по его коротким многообещающим взглядам. Да и машину он вел дерганно, закладывая такие повороты, что я чудом лоб не расшибал. А ехали мы совсем не домой. А потом он просто резко затормозил на пустынной улице посреди дороги. Все, терпение кончилось.

— Пристрелить собрался? — спросил прямо. А чего уже тянуть. Как по мне и так затянули. — Для этого тут слишком много глаз будет.

— А есть за что? — рыкнул Коннор, упрямо глядя исключительно в лобовуху своего микроавтобуса и играя желваками.

— Есть, — честно признался. Ведь сам бы я за такое точно бошку отбил и шары мохнатые открутил.

Коннор шумно вдохнул, вскидывая голову, и с пару секунд смотрел в крышу авто. Небось мысленно уже глотку мне вырвал и кишки разматывает.

— Мудак ты, Брукс, — процедил он сквозь зубы наконец.

— Я знаю.

— Как посмел вообще?

Что тут ответишь? Так получилось? Херня! Само по себе ничего не получается, нечего с себя ответственность на случайность перекладывать. От меня мало что зависело и накрыло не по-детски? Опять же ответ ссыкливого безответственного куска дерьма. Тогда что? Я не знал, что это она? Тоже херь конченная. А что, не с сестрами, вообще с любой другой женщиной так можно разве? Не-а.

— Это уже ни черта не важно.

— Да? — развернулся ко мне наконец друг, а рулевое колесо жалобно скрипнуло в захвате его сильных лап. Цепляется, борясь с желанием мне втащить-таки? Напрасно, мужик, бей, я не обижусь и не отвечу. — А что, по-твоему, важно, скотина ты похотливая?

— То, что ты позвал меня защитить твою сестру…

— О да, ты ее защитил, смотрю, — зло рассмеялся он, перебив. — От всего, кроме своего ху…

— Я приехал защищать твою сестру, — гнул я свое. Я на что уже встал обеими ногами — с того меня хрен столкнешь, — но теперь остаюсь защищать свою женщину.

Бирн презрительно фыркнул, собираясь опять меня приложить как-нибудь заковыристо, но осекся. Посопел, сверля меня прищуренными зло глазами. Изучал так, будто только что увидел впервые. Что и верно отчасти. Был я для него недавно сослуживцем, человеком, которому можно жизнь доверить, а стал внезапно ебливым озабоченным козлом, запершимся беспардонно в его огород.

— Ты думаешь, нашей Перле куда-то вперлось твое ебаное благородство? Да она тебе его в глотку затолкает, а я помогу, — процедил он презрительно. — Типа, облажался и теперь исправляешь свой косяк?

— Срать мне на благородство. Косяк свой не отрицаю, но дело не в нем.

— Вот как! А в чем же тогда?

— В ком, мужик. В ней, в Перле.

— Еще скажи, что ты в нее сходу вперся по макушку.

— А ты считаешь, что в такую женщину по-другому можно?

— В девушку, мать твою! В девушку до тех, сука, пор, пока на ее пальце не будет кольца!

— Как скажешь, — примирительно поднял я раскрытые ладони.

Он выбросил руку внезапно, и я мог бы запросто уклониться даже в тесноте салона, но не стал этого делать. Коннор сгреб меня за грудки и дернул к себе, практически врезаясь своим лбом в мой.

— Поклянись мне господом богом нашим, Рауль, что ты не пытаешься просто прикрыть свою облажавшуюся задницу от чувства гребаной вины! — прошипел он, прожигая меня взглядом. — Побожись, что все дело в Перле, а не в твоей сраной совести! Мне на хер не надо, чтобы она потом страдала из-за обострения твоей порядочности и сиюминутного приступа стыда и чувства долга передо мной. Если все не ради нее одной, то прямо сейчас сваливай отсюда нахуй и никогда не возвращайся. Без тебя во всем разберемся.

Ага, смотри, рванул, аж подошвы задымились! Разберутся они. Никто не будет разбираться в МОЕМ деле без меня. Вот же характер у обоих — сразу видать родня.

— Клятвы — хрень, — решил я последний раз расставить все приоритеты. Больше языком чесать не буду. — Моя порядочность, чувство вины — хрень. Мое чувство долга перед тобой тут и близко не лежало. Я тебе сказал и повторю — все дело в ней.

— Ладно, — кивнул, но не особенно расслабился сослуживец и угрожающе ткнул в меня пальцем. — Только ты уясни, Брукс: на свете нет ни единого мужика, достойного моей сестры. Моей! Сестры! Ни единого, блядь, козла с членом и яйцами просто не существует в природе. И ты не исключение. И ты больше мне ни хрена не друг.

— Понимаю.

Еще как понимаю. Никто, посмевший сунуть член в нашу Юпик, просто не может рассчитывать на другое отношение. Потому что даже мысль о том, что