– Назови себя, женщина! И изложи причину! Надеюсь, она достаточно весома, чтобы присутствующие уделили ей внимание…

Эльма вскинула голову и отчеканила, глядя в глаза Рубелию:

– Меня зовут Эльма Гинратус. Я дочь бывшего лангракса Солонии Кэстрола Сардивана и мать нынешнего лангракса Юнария Гинратуса!

Зал зашумел. Долгие годы никто из этой семьи не появлялся в Остенвиле из-за давней вражды с Повелителем.

Решительно тряхнув головой, женщина продолжила, не обращая на шум ни малейшего внимания:

– Я пришла сюда заявить права своего сына Юнария на трон Нумерии!

Толпа вдохнула и застыла, забыв выдохнуть. В наступившей тишине стало слышно, как упал на пол чей-то веер.

Первым от потрясения оправился судья. Потянувшись в очередной раз к своей лысине, он вдруг резко отдёрнул руку и, злобно вращая маленькими глазками, заорал на Эльму:

– Ты сама понимаешь, женщина, о чём говоришь? Или в твоей убогой Солонии совсем забыли, что существует Закон о наследовании? И когда дело касается трона, этот закон весьма и весьма строг!

Не обращая никакого внимания на брызжущего слюной судью, Эльма пристально смотрела на Рубелия, на глазах бледнеющего и покрывающегося холодным потом.

– Ты помнишь меня, Рубелий Корстак? – И, не дождавшись ответа, продолжила: – Вижу, что помнишь. Хотя я сильно изменилась и уже мало напоминаю ту шестнадцатилетнюю девушку, которой была тридцать шесть лет назад. И тебе, несомненно, известно, какие отношения были у нас с Палием в те дни, когда вы со своим дядей Виларием находились в нашем замке с поручением. Перед всем собравшимся здесь народом я признаюсь в своей любви к Палию и в своём падении, плодом которого стал наш сын Юнарий, первый Наследник трона Нумерии!

Зал выдохнул. В поднявшемся шуме невозможно было разобрать ни одного слова.

– Да, я помню тебя, Эльма! Ты была красивой девушкой, дочерью знатного господина. И, если верить твоим словам, оказалась такой же… шлюхой, как и все бабы! – Голос Рубелия прорезал гул голосов, заставив всех затихнуть. – Даже… если ты и переспала тогда с моим братцем, с чего это ты вдруг решила, что все мы должны сейчас поверить, что твой ублюдок от него? Ты ведь была долго и счастливо замужем за каким-то торгашом… Не его ли сынка ты нам пытаешься подсунуть?

Главный судья торопливо вставил:

– Если каждая баба, с которой переспал Палий, начнёт тут предъявлять его детей, то мы и за месяц не определимся с Наследником! У тебя есть какие-то серьёзные доказательства, Эльма Гинратус?

– Конечно. – Женщина скривила в усмешке тонкие губы. – У меня есть доказательства.

Из складок чёрного платья появился свёрнутый лист бумаги, который она передала шагнувшему к ней Золотому Мечу.

– Это же подделка! – Не найдя на бумаге печати и подписей, Главный судья расцвёл в радостной улыбке.

– Нет. Это копия того документа, который остался в Солонии. Не думаете ли вы, что я настолько глупа, чтобы отдать вам сейчас подлинное соглашение? – Эльма впервые улыбнулась. – Читайте же, пусть все его услышат!

Главный судья пробежал глазами по строчкам, и его одутловатое лицо пошло красными пятнами. Зал зашумел, требуя огласить написанное. И Аврус Гентоп, бросив косой взгляд на Рубелия, начал:

– «Сим соглашением я, лангракс Солонии Кэстрол Сардиван, удостоверяю, что Пунис Гинратус, почтенный и уважаемый торговец Солонии, добровольно и с любовью берёт в жёны мою дочь Эльму и обязуется признать своим её будущего ребёнка, никогда не ограничивая его в правах наследования. И если родится мальчик, обязуется не препятствовать его притязаниям на трон Нумерии, ибо его настоящим отцом является Наследник трона Палий Корстак».

Последние его слова утонули в невообразимом шуме, захлестнувшем Зал. Мужчины и женщины кричали, размахивая руками, и было совершенно непонятно, кто и что пытается кому доказать. Члены Малого Совета сбились в плотную кучку, что-то бурно обсуждая. Во всей этой кутерьме невозмутимыми оставались только Эльма и Золотые Мечи, хотя последним спокойствие давалась всё сложней.

Наконец от совещавшейся кучи отделился Главный судья и, стараясь перекричать возбуждённую толпу, обратился к Эльме:

– Как главный блюститель Законов Нумерии, я не могу принять во внимание эту подделку без предъявления настоящего документа! Есть ли у тебя, Эльма Гинратус, другие доказательства права твоего сына на трон?

Женщина кивнула. Шум вокруг постепенно стих, и в наступившей тишине она объявила:

– В «Книге записей рождений Солонии» есть запись о дне и часе появления на свет моего сына. И если сверить её с хранящейся в вашей читальне «Хроникой государства Нумерии», то станет очевидным, что Юнарий родился ровно через девять месяцев после визита Палия в наш замок.

– Запись можно подделать, для мастера раз плюнуть. И это всё, женщина?

Бледное лицо Эльмы порозовело.

– Теперь мне понятно, насколько законно и справедливо правосудие в вашем государстве! Мы в Солонии не опускаемся до подделок и подлогов! К счастью, ещё жива повитуха, принимавшая у меня роды, и она сможет подтвердить дату рождения моего сына.

Рубелий, начавший приходить в себя, нервно хохотнул:

– И сколько же лет этой карге? Голову даю на отсечение, что не меньше семидесяти!

– Ты прав, не меньше. Но её разум не уступает молодому…

– Ты и вправду считаешь, женщина, что члены Большого Совета поверят бредням выжившей из ума старухи, которая с трудом уже вспоминает, для чего существует ночной горшок? Долго ты ещё собираешься нас морочить своими сказками?

Эльма повернулась к толпе и звонко выкрикнула:

– Благородные господа Нумерии! Вы своими глазами видите, как эти люди пытаются лишить вас законного правителя! Я предоставила доказательства! Любого из них было бы достаточно, чтобы признать моего сына Наследником. Но у меня есть ещё одно, главное доказательство. И увидев его, вы… – её палец ткнул в сбившийся в кучу Малый Совет, – уже не сможете сказать, что оно – подделка!

– Так предъяви его. – Голос Рубелия предательски дрогнул. – Давай, мы все с нетерпением ждём…

Эльма вскинула голову и, повернувшись, посмотрела ему прямо в глаза:

– Это мой сын Юнарий! Но… его здесь нет.

Несколько секунд стояла мёртвая тишина. Потом в задних рядах кто-то придушенно хихикнул, сдавленно кашлянул, и уже через минуту весь зал бешено хохотал. Истерика длилась недолго. Рубелий, стерев выступившие слёзы кружевным платком, шумно высморкался и скомандовал:

– Взять эту ведьму! В Саркел её! До дальнейших разбирательств пусть там посидит! Да поживей, главные блюда уже стынут!

Два Золотых Меча подхватили Эльму под руки и, пресекая всякое сопротивление, повели через расступающуюся перед ними толпу. Повернув к Рубелию искажённое яростью и ненавистью лицо, женщина выкрикнула: