Теперь я насквозь промок. Кое-где на одежде остались сальные пятна, но пахло от меня уже гораздо слабее, чем раньше.

Мне не повезло. Как только я вошел домой, Патрик заметил меня и завопил:

— Ма! Дункан весь мокрый, и с него капает на пол!

Мама немедленно заставила меня выйти наружу, снять всю одежду и переодеться в купальный халат, а Патрик тем временем сбегал за фотоаппаратом и сфотографировал меня, пока я был голый. Представляете, какая свинья!

Вечером я почти час старался смыть с руки чернильное пятно, чтобы с утра безбоязненно отправиться в школу. Проклятые чернила въелись в кожу и никак не сходили. Мне не хотелось спрашивать Патрика о том, сколько это продлится, несмотря на его обширные познания, которыми он постоянно хвастался. Мой брат не умеет хранить секретов, так зачем же рисковать?

Само собой, я мог притвориться больным и остаться дома (я знаю четыре разных способа поднять у себя температуру) или просто прогулять уроки. Но прибегать к таким мерам на второй день занятий достаточно рискованно. Позже, когда познакомишься с распорядком и учителями — дело другое.

Наверное, будь я поумнее, то гораздо быстрее нашел бы выход из положения. До возвращения в спальню, которую мне приходится делить с Патриком, я не вспоминал о загадочной перчатке. Но если перчатка может скрыть руку пришельца, то почему бы ей не скрыть мою руку?

Я вынул перчатку из кармана халата и внимательно осмотрел ее. А вдруг она кишит смертоносными внеземными микробами? Пожалуй, лучше подождать до утра, а там видно будет.

Утром моя рука оставалась такой же бордовой, как и вчера. Когда пришла моя очередь умываться, я заперся в ванной и решительно — будь что будет! — натянул перчатку.

Это смахивало на волшебство. Перчатка пришлась мне точно по руке, словно изменила размер, пока я надевал ее. Но еще чудеснее было то, что она изменила цвет в тон кожи другой моей руки — как будто хамелеон, которого я видел в зоопарке. Осталось лишь два небольших затруднения. Во-первых, ногти на искусственной руке были слишком длинными, поэтому я обрезал их маникюрными ножницами. Во-вторых, на кончике одного пальца виднелась маленькая дырочка; наверное, поэтому пришелец и выкинул перчатку. Я забинтовал палец. Мне частенько приходится ходить забинтованным, поэтому никто не станет спрашивать, что случилось.

И все же любой, кто посмотрел бы внимательно и с близкого расстояния, смог бы заметить, что это не моя рука. Ладно, люди обычно не рассматривают руки друг у друга, если специально не привлекать их внимания. К примеру, хулигану вроде меня многое может сойти с рук: окружающие просто не замечают, что он делает.

Родители совсем не обратили внимания на мою новую руку, а Патрику я просто не дал возможности взглянуть на нее. Уходя в школу, я был почти счастлив. Мои дела определенно шли в гору!

У входа я сразу же заметил Хваталу, стоявшего неподалеку от двери. Я знал, что он ищет ученика с рукой, запачканной чернилами, поэтому небрежно помахал ему, проходя мимо, и вежливо сказал:

— Доброе утро, мистер Кетчам!

Он взглянул на меня исподлобья. Я знал о его подозрениях, но надеялся, что моя откровенность убедила его. Вот он я, мне нечего скрывать! Поэтому он даже не потрудился внимательно посмотреть на меня.

Все было бы просто замечательно, если бы во время урока по естественным наукам я не обнаружил, что моя искусственная рука начала мало-помалу распадаться на части. Я попытался засунуть руку в парту, но быстро сообразил, что в старших классах вместо парт стоят плоские столы, где нет отделения для тетрадей. Хорошо еще, что никто не заметил моего отчаянного ерзанья. В конце концов я сунул руку в карман. Брюки были немного тесноваты, поэтому полоска материала телесного цвета собралась в гармошку у меня на запястье.

Я в ужасе смотрел на нее. В других обстоятельствах я в худшем случае был бы слегка расстроен, но вчера я долго и упорно размышлял, под чьей личиной может скрываться пришелец. Я даже спросил Патрика, сколько новых учителей пришло в школу с прошлой зимы, рассудив, что второй инопланетянин, как и Броксхольм, появился в нашем городе не так уж давно.

Ответ Патрика был типичным для него:

— Тебе-то какая разница, дубина?

— Какая-никакая, башка ты пустая! — ответил я, специально поддразнив его. Если бы Патрик знал мои мысли или хотя бы счел мой вопрос достаточно серьезным, он довел бы меня до белого каления своими шуточками. А так он просто пихнул меня в бок и рассказал, что знал.

По его словам, за последние полтора года в нашу школу пришли четыре новых преподавателя. Первым был не кто иной, как Мануэль Кетчам, или Хватала, появившийся в прошлом январе. Трое других — мистер Блэк, учитель математики, Бетти Лу Карпентер, преподававшая домашнее хозяйство, и Андромеда Джонс, учительница по естественным наукам.

Та самая Андромеда Джонс, на уроке у которой я сидел в эту минуту.

Глава шестая

ПРОПАВШАЯ РУКА

Я принялся дергать за складки телесного материала на своем запястье, надеясь разгладить их прежде, чем прозвенит звонок. Но мне так и не удалось узнать, смог ли бы я это сделать. За десять минут до окончания урока зажужжал внутренний телефон, висевший на стене классной комнаты рядом со столом учителя. Мисс Джонс подняла трубку. Обменявшись с кем-то несколькими короткими фразами, она повернулась ко мне и объявила:

— Дункан, тебя вызывает мистер Кетчам. Он хочет, чтобы ты немедленно поднялся к нему в кабинет.

Я сглотнул, ощущая предательскую дрожь в коленках. Дело не в том, что мне раньше не приходилось бывать в кабинетах школьного начальства. Секретарша директора в нашей старой школе говаривала, что ей чаще приходится встречаться со мной, чем с собственными детьми. Она даже обещала повесить специальную табличку «В память о Дункане Дугале» на спинку стула, где я обычно сидел, ожидая встречи с директором (но лишь в том случае, если меня переведут в высшую начальную школу).

К несчастью, мистер Кетчам был куда как несговорчивее нашего старого директора. К тому же он успел невзлюбить меня. У меня возникло нехорошее подозрение, что мои планы на лучшую учебу в этом году