Она открыла глаза и схватилась за горло, тяжело глотая воздух. Свет внезапно вернулся к обычной яркости.

– Что… курва… – Эдвин застыл на месте, совершенно сбитый с толку.

– Она не может уйти, – сказала Кассандра через минуту, а мальчик кивнул.

– Дух? – спросил Магнус. Маска стоицизма полностью исчезла с его лица.

Касс кивнула.

– Они везде. Вы все время на них натыкаетесь. И на другие вещи. Лучшие и худшие.

– И ты их видишь?

– Нет. Их не увидеть, ведь у них нет тел. – Тон Кассандры указывал на то, что она объясняет очевидные вещи. – Но я их чувствую. Иногда вижу части их воспоминаний. Это ужасно дезориентирует. Сейчас-то уже проще, все чаще их различаю. Но когда-то я не всегда знала, какие чувства мои, какие нет.

Она кивнула.

– Ребенком я жила в деревушке, у которой стоял холм. А на нем росло единственное дерево. Другие дети там играли, а я не могла. Каждый раз, как шла туда, начинала плакать. Это место было ужасно печальное и полное ярости. Я пыталась им сказать, но никто меня не слушал. И когда я говорила им, что староста плохой человек – тоже. Мама меня всегда била, когда я такие странные вещи говорила. А потом однажды на холме выкопали большую яму и нашли трупы.

Касс уставилась в пол. Продолжала:

– Сказали, тела не опознать, но я знала, что это была семья, пропавшая много лет назад. Сказали, что не удастся узнать, кто их убил и закопал, но я знала. Говорила, что это банда разбойников, нанятая старостой. Но тогда уже все поняли, кто я, и люди стали меня проклинать. Даже священник приехал, сказал, что я плохая. Тогда мама сказала, что мне надо уехать, а иначе сельчане мне причинят зло. Она упаковала мои вещи и велела уходить. Но я знала. – Касс подняла взгляд. – Она меня боялась. Я ее ужасала. И я знала это сразу, еще до того, как голоса мне это сказали. Ну и я сбежала, да. – Она покивала головой.

– Сколько тебе было лет? – спросила Матильда.

Видящая мгновение смотрела на свои ладони, потом подняла семь пальцев.

– Да, неприятная история, – протянул Эдвин.

– Вовсе нет, – запротестовала Видящая. – Благодаря этому потом умершие смогли уйти, когда кто-то старосте горло перерезал.

– Ну теперь я точно не усну, – сказал Эдвин. – Лучше потрачу ночь на беседу с человеком моего уровня. Если повезет, может, даже новые баллады какие-нибудь узнаю. Да и девки на нас заглядывались, когда мы играли. А какие-то из них, наверное, и сейчас еще там, так что точно вернусь поздно.

Он шел узким мраморным коридором. Проходил мимо поблекших картин на стенах и грубо сколоченных деревянных дверей, совершенно не подходящих окружению. Наконец исчез в темноте. Издалека доносились смех и пение; главный зал находился в другом крыле старого поместья. Магнус опустился на небольшой табурет и оперся о стену. Подал знак, что принимает дежурство.

* * *

Город был грязный и вонючий, Матильда как раз в таком и росла. Примитивный частокол с нечастыми сторожевыми башнями окружал скопище деревянных хат. У ворот стояли несколько стражников – столь же неприятных, как и город, который защищали. Трудно было даже назвать их стражниками; их служба явно ограничивалась игрой в кости и свистом вслед каждой мимо проходящей женщине. Матильда проигнорировала их реакцию, а Касс их, похоже, и вообще не заметила. Узкие улочки покрывал слой грязи в несколько сантиметров толщиной. Люди старались идти по доскам, обозначающим тропинки в грязи, но не всегда это было возможно. В центре города располагался небольшой каменный замок, реликт времен процветания и, скорей всего, резиденция местного властителя.

– Цивилизация, – усмехнувшись, сказал Эдвин, когда они въехали в городскую застройку. – По крайней мере то, что тут таковой считается.

На улицах было людно. Судя по всему, был базарный день или что-то в этом роде. Повсеместно бегали полуголые подростки, по колено в грязи. Мрачные крестьяне и нервно усмехающиеся купцы составляли живую реку, текущую в сторону центра города. Темнокожий купец из далекой южной страны, солидный рыцарь в нагруднике с гербом, на котором обнаженная женщина держит меч, покрытая татуировками дикарка с заостренными зубами – колоритные фигуры выделялись из толпы. Матильда без труда вычислила еще несколько карманников и бандитов, ловящих удобный момент. К счастью, с группой вооруженных всадников связываться не хотел никто.

– Я не путаю, на вон том человеке ошейник? – спросил музыкант, указывая на кого-то в толпе. – Странная мода.

– Это раб, – бросил Великан.

– Раб? Ты шутишь. Ведь рабство запрещено еще Первым Императором. Уж под тысячу лет назад.

Никто не ответил. Да и отвечать было нечего. Империя осуждала рабство, согласно с заповедями Церкви Господа. Но в Приграничье никогда не удавалось полностью его искоренить. А после Катастрофы старые обычаи вернулись, часто вместе со старыми богами.

– А вон еще один, – заметил Эдвин. – И еще… Боже, их тут целая армия.

– Это рынок. – В голосе Магнуса прозвучало явное отвращение.

– Что?

– В этом городе торгуют невольниками, – пояснила Матильда. – И, судя по толкучке вокруг, недавно пришла новая партия.

Следуя за толпой, они наконец достигли главного рынка. Место было забито не только людьми. Скот, птица, овцы, козы, собаки, коты – все были распиханы по маленьким клеткам вместе с предназначенными к продаже несчастными.

– Откуда у них столько рабов? – удивился Эдвин. Его первоначальное изумление стало уступать место любопытству.

– Преступники, должники, военнопленные. Иногда просто ловят кого-то на тракте, – объяснил его товарищ. – Я сам как-то раз почти оказался в таком курятнике, когда мой князь проиграл войну с соседом. Черт бы с ними, давайте найдем какой-нибудь ночлег. А завтра с самого утра отсюда отвалим.

В нескольких местах на рынке стояли помосты из деревянных ящиков. Стоящие на помостах возносились над морем голов, оживленно что-то выкрикивая и жестикулируя. Некоторые рассказывали истории или жонглировали, рассчитывая заработать. Некоторые взывали о возвращении к древним богам. Звучали имена Донара, Хорса, Сола, Водана, Лугоса, Дагона и многих других, о которых Матильда никогда не слышала. На краю площади, где давка была несравнимо меньшей, они натолкнулись на служителя Господа. Тот держал речь против рабства, однако большого энтузиазма среди собравшихся не вызывал.

– Матильда! – донесся до нее голос из толпы. Лишь через минуту она смогла заметить Бородача.

Пожилой наемник был невысоким раздобревшим обладателем самой длинной бороды, которую она когда-нибудь видела.

– Ах ты, старый хрен, живой еще! – закричала Матильда, соскакивая с коня.

Мужчина с жизнерадостной улыбкой раскрыл объятия. Они обнялись, причем его малый рост привел к тому, что лицо его оказалось прямо в бюсте Матильды, а его непропорционально большие ладони легли точно на ее ягодицы.