— Попытаться всё же стоит, — усмехается.

Отвернуться успеваю в самый последний момент — слышу, как за спиной с тихим шорохом падает банная принадлежность, и готова дать себе затрещину: даже не подумала о том, что он может воспользоваться ситуацией. И Пригожин тоже хорош — так ловко имитировал сильное опьянение, что я, идиотка, сразу поверила!

— Да расслабься, а то будто кочергу проглотила, — со смешком роняет, и я слышу, как он копается в комоде. — Можешь поворачиваться.

— Лучше спрячься под одеялом, — качаю головой.

Очередной тяжёлый вздох, и вот Демид шуршит по кровати.

— Теперь довольна?

Поворачиваюсь и натыкаюсь на чертей в ответном чернеющем взгляде; Демид укрыт одеялом по пояс, а вот верхняя его часть была целиком оставлена мне на обозрение.

Ещё и развалился, закинув руки за голову.

— Молодец, а теперь спи. И я пойду спать.

— Не-а. Договор какой был? Ты спишь со мной. Не заставляй меня возвращаться к бассейну.

Мой рот от удивления открывается — вот ведь манипулятор! Но уйти действительно не могу — он точно выполнит свою угрозу, и тогда ещё и лечи его неделю, а то и больше…

— Хорошо, но руки не распускай, — тыкаю в него пальцем. — Мы просто спим, и всё.

— Как скажешь.

Обхожу кровать с другой стороны и ныряю под одеяло, улёгшись как можно дальше от Пригожина — насколько позволяла ширина кровати. А позволяла она не много, так что если я вдруг во сне неаккуратно повернусь на левый бок — перекочую спать прямо на пол.

— Не будь ребёнком, ложись нормально, — ворчит, устраиваясь поудобнее. — Я ведь сказал, что не трону.

Придвигаюсь буквально на сантиметр — только чтоб окончательно не свалиться — и слышу обречённый стон в подушку. Тихонько смеюсь, чтобы Демид не услышал, и честно пытаюсь заснуть, но его присутствие для меня — как будильник для спящего. Затихаю и прислушиваюсь к ровному и размеренному дыханию мужа, который уже, наверно, десятый сон видит, пока я тут ворочаюсь. Закрываю глаза и считаю про себя его вдохи-выдохи, и, в конечном счёте, мне удаётся провалиться в царство Морфея.

Пробуждения выдаётся нелёгким — хотя бы по тому, что подушка была нереально твёрдая, будто за ночь в камень превратилась; да ещё как-то странно двигалась — может, это меня так качает? Надышалась за ночь перегара от Пригожина и теперь страдаю от похмелья? Пытаюсь приподняться, но «подушка» не даёт: её крепкие руки надёжно держат меня в кольце, прижимая к себе. Разлепляю глаза и подтверждаю свои опасения: я сплю на груди мужа — очень горячей и мощной, между прочим — закинув на него левую ногу, да ещё обнимаю его к тому же! Шевельнуться боюсь: не дай Бог разбужу, и он увидит всю эту картину — это ж до конца жизни потом отнекиваться будешь.

Сглатываю и чувствую неприятное ощущение в горле — пересохло, что ли? — но больше всего меня озадачивает не это: как так вышло, что я оказалась так близко к Демиду? Вряд ли я, даже сонная, полезла бы к нему обниматься — я всё ещё в своём уме, чтобы не делать глупости; он тоже не стал бы притягивать меня к себе — удивительно, но насчёт его слов о неприкосновенности я ему верила безоговорочно.

Ну и как тогда мы оказались в обнимку?

В носу отчаянно щекочет, и я понимаю, что у меня не осталось выбора: уберу руку, чтобы зажать нос, и наверняка разбужу его, но если чихну — Демид проснётся сто процентов. Из двух зол выбираю меньшее и отдёргиваю руку — очень вовремя, кстати — но Пригожин всё равно начинает копошиться и прижимает меня к себе ещё крепче, сонно бормоча себе под нос что-то ему одному понятное. Вот его дыхание снова становится размеренным, и я позволяю себе выдохнуть — правда, теперь выбраться из капкана шансов нет вовсе.

Пользуясь тем, что Демид спит, а я к нему всего второй раз в жизни так близко, разглядываю его лицо; когда все мышцы на нём расслаблены, Пригожин выглядит гораздо моложе своих лет — почти моим ровесником. Не удерживаюсь и провожу кончиком пальца по линии носа, неотрывно следя за своими движениями, потом по лбу, разглаживая несуществующие складки, и наконец несмело прикасаюсь пальцами к губам.

— Наигралась? — слышу тихий шёпот и вздрагиваю от неожиданности.

Заигралась, я бы сказала.

Поднимаю взгляд и наталкиваюсь на открытые глаза Демида — ночь не такая чёрная, какими они были в эту минуту. И зачарованно наблюдаю за мужем, пока тот стремительно сокращает расстояние между нашими губами. Это было словно неизбежное столкновение двух автомобилей на автостраде, и настолько же мощно; Демид целовал меня так, будто без этого дышать не сможет — впитывая меня в себя каждой клеточкой. Жёсткая щетина нещадно впивается в нежную кожу, царапая, но я даже не думаю возражать; руки сами тянутся к его лицу, и теперь жёсткие волоски я ощущаю ещё и ладонями. Обхватываю его за шею, путаясь пальцами в ворохе густых волос, и чувствую, как Демид обнимает меня ещё крепче — если такое возможно. Переплетаются даже наши ноги — настолько близость пьянит нас обоих. Понятия не имею, сколько смогу выдержать этот эмоциональный вулкан, который жжёт изнутри, но отпускать — и тем паче отталкивать — мужа и в мыслях нет.

Не знаю, чем бы всё это закончилось, не зазвони у него на прикроватной тумбе телефон.

Пригожин нехотя отлепляется от меня и с ругательствами тянется к гаджету, пока я пытаюсь отойти от только что пережитого. Это просто какой-то совершенно новый уровень чувственности, который был не доступен для меня раньше — хотя это не первый наш поцелуй.

Отчего же теперь всё по-другому?

В голове стерильный вакуум, из-за которого я совсем не улавливаю нить разговора; только по недовольному лицу Пригожина понимаю, что в королевстве Датском не всё ладно.

— Что-то случилось? — хмурюсь, пока он снова берёт меня в кольцо рук и утыкается носом в изгиб шеи.

— Работа, — ворчит.

— Сегодня же суббота! — удивляюсь, покашливая — что-то в горле совсем пустыня. — У тебя не бывает выходных?

По дрожи, которой заходится его тело, понимаю, что он смеётся.

— Я ведь босс, у меня нет выходных.

Против воли чувствую небывалое умиротворение, которое дарят его руки на моей спине и талии; поглаживаю его по волосам и чувствую, как он расслабляется.

— Что мешает нам каждый день просыпаться вот так? — спрашивает.

Его голос вибрацией проходится по моей коже, заставляя меня