спасибо, что моя дочь заступилась за тебя. У нее доброе сердце, вот ты и надул ее, отдав какую-то там окпу за пять найр.

– Но я присматривал за ней! Если б не я, она умерла бы с голоду.

– Еще чего! Я воспитала свою дочь как надо, и мы прекрасно обходились без тебя.

Я молчу, мне стыдно. Ясно же, что на самом деле мне приходилось выживать в одиночку.

– Она сама взяла у меня окпу, никто ее не заставлял. Она пришла на рынок и заговорила со мной. Поэтому теперь принадлежит мне.

– Но ты-то сам, ты от кого зависишь? Тащи сюда своих ога[77] или отведи нас к ним. Мы будем разговаривать только с твоим начальством. – Возникает неловкая пауза, и мама прибавляет: – Да по тебе сразу видно, что ты у кого-то на побегушках. Ты не можешь быть главным.

Сердце стучит в ушах, в горле, везде. Я не думала, что дело примет такой оборот. Вроде бы мама собиралась заступиться за меня, чтобы дух убрался отсюда и больше никогда не возвращался. И вдруг она намерена познакомиться с главным среди духов? Но зачем? Может, у духов вообще нет начальников. И вообще, мне не нравится, что мама торгуется.

Я поднимаю глаза на духа, чувствую, что он внимательно смотрит на меня, хотя глаз его не видно. По его телу разливается синий свет, словно в нем живет электрическое замыкание, которое может убить.

– Ты обманула меня, – говорит мне дух. – Мы же договорились. Ты обещала помочь мне родиться заново.

– Но я не… – пытаюсь сказать я, но меня обрывает мама.

– Ты, кажется, не понял? – говорит она. – А ну прочь отсюда! Убирайся.

И он уходит.

Мама кладет руку мне на плечо. Она так бодро разговаривала с духом, а сейчас силы покинули ее. Вон какая худая, все косточки торчат, острые, словно барабанные палочки. Я помогаю ей прилечь.

– Поняла, как надо разговаривать с подчиненными? – говорит мама. – Теперь он точно принесет нам что-нибудь стоящее или отведет к своим ога. Только сдается мне, что он действует без их ведома… Кто бы они ни были… – Она вдруг затихает и проваливается в сон.

Глава 12

Озомена: день сегодняшний

После выполнения домашки, во время которой девочки больше болтают, чем занимаются, все возвращаются в общежитие. Озомена берет свой скрученный матрас и срезает с него синюю нейлоновую веревку. На матрас натянут ситцевый чехол, поверх которого в нескольких местах фломастером нанесены инициалы Мбу. Озомена быстро стелет поверх матраса шершавую простыню сливового цвета, натягивает на подушку такую же наволочку. Подушка совсем новая, не примятая: в углу наволочки красными толстыми нитками вышиты ее собственные инициалы. Сверху девочка расстилает большое покрывало, одеяло и отгибает верхний край, как это делают остальные девочки. Без шкафчика с продуктами, который еще не приехал, ее закуток пока остается пустым. Озомена задвигает под кровать два ведерка и канистру с водой, пристегнув ее цепочкой к ножкам кровати – этот способ она подглядела у Нкили.

– Хорошо, что у тебя есть домашняя вода, а то здесь раз плюнуть подхватить тиф, – говорит Нкили. – Видела бы ты их бак с водой – ужас просто! Его вообще не моют изнутри.

– Их воду можно спокойно пить, мыться ею и стирать одежду, – вставляет Обиагели.

Озомена брезгливо морщится. Пить такую воду? Да ведь она не кипяченая.

– Но вот же, у меня есть питьевая вода, – говорит она, указывая на канистру.

– Ее бы лучше спрятать в шкафчик, – подсказывает Нкили. Понимая, что шкафчика еще нет, она прибавляет: – Но пока можешь запереть ее в моем. Пойдем, я тебе покажу.

Озомена идет за новыми подружками, стесняясь и своей новой стрижки, и неправильно пошитой одежды. Нкили с Обиагели знакомят ее с другими школьницами, а потом ее подзывают старшеклассницы, чтобы понять, стоит ли брать ее в подопечные. Как зовут ее отца? Чем он занимается? А мама кто? Сколько у нее старших братьев? Вообще ни одного? Как такое возможно? Была ли она за границей? Озомена понимает, что она не вписывается в привычные рамки. Да, она недолго жила за границей, и у нее остался небольшой акцент. Ее папа хоть и хирург, но, в отличие от некоторых школьниц, чьи отцы работают в дипломатическом ведомстве, у него нет связей в правительственных кругах. И еще – где она им возьмет братьев, если у нее только сестры? Девочки с сомнением хмыкают, но оставляют Озомену в покое, когда Нкили заявляет, что Озомену уже взяла под крыло префект Нвакаего.

Потом подружки продолжают экскурсию по «Новусу».

Общежитие разделено на два крыла. В торце – комната привратника, двери комнат с первой по восьмую располагаются в правом крыле, а с девятой по шестнадцатую – в левом. Комнату номер один занимает смотрительница, проживающая с молодой помощницей лет двадцати, и торговля продуктами проходит из ее окна, выходящего на передний двор.

– Этот ее чин-чин…[78] – Нкили пытается подобрать правильное слово. – Он какой-то не такой.

– В смысле – невкусный? Затхлый? – спрашивает Озомена. Нкили с сомнением смотрит на нее. – Столетней давности?

– Точно, – говорит Нкили, несколько раз пробормотав себе под нос непонятное слово «затхлый».

Обиагели презрительно морщится:

– У нас на центральном рынке за такое могут разгромить прилавок, а всю продукцию – втоптать в грязь.

– Ты живешь в Ониче?[79] – спрашивает Озомена.

– Да, а ты?

– Я живу в Ока, столице штата, – говорит Озомена, гордо выпятив грудь. Поймав на себе заинтересованный взгляд Нкили, она говорит: – Что такое?

– Наш водитель оттуда родом, – весело заявляет Нкили. – Он будет рад узнать, что у него тут есть землячка.

– Настоящая столица штата все равно Онича, все это знают, – замечает Обиагели.

– Погоди, дай договорить. – Нкили хлопает Обиагели по спине, прося ее помолчать. – Я вот что хотела сказать, Озомена. Смотрительница сейчас не на месте, но потом советую тебе подмаслить ее чем-нибудь. Подари ей баночку Bournvita[80], или пачку сухого молока, или булочку.

– Ладно, – кивает Озомена, хотя на самом деле не собирается расставаться с драгоценной провизией, которая дает ей некоторое чувство независимости.

– Ох, она нас так объедает, – тихо жалуется Обиагели. – И не только девочек. Мой брат сказал, что она вообще здорово на нас наживается, особенно под конец четверти, когда наши собственные продукты на исходе. – Обиагели говорит и одновременно ковыряет в носу.

– Прекрати, – в ужасе говорит Озомена.

– А что такого? – удивляется Обиагели. – В носу есть специальные волоски, которые задерживают всякую гадость, вот и надо от нее избавиться.

– Но не руками же, – говорит Нкили и всучивает подруге пачку бумажных салфеток. Та засовывает ее в карман, предпочитая салфеткам палец.

– Ты вот так запросто отдала ей целую пачку? – ахает Озомена.

Лично для нее это невообразимое богатство. Ведь бумажные салфетки, туалетная или писчая бумага – все это делается