– Вы, товарищи, надеюсь, понимаете, что дело может стать политическим, – строго посмотрел на всех Якушин. – Если сегодня рабочие не получат зарплату, а они ее не получат, то могут начаться волнения, а там и до контрреволюционных лозунгов недалеко. Отделение ГПУ уезда может ввести войска, но только в самом крайнем случае, не та сейчас обстановка. Руководство считает, что волнений допустить нельзя, срочно изыскиваются резервы для хотя бы частичной выплаты зарплаты рабочим, и профсоюзы работают с неспокойными элементами.

– Рабочих тоже можно понять, – мрачно сказал Гирин. – У них семьи, дети малые, от получки до получки живут, и то если повезет.

– Считайте, что я это не слышал, товарищ Гирин, вашей работе еще будет дана оценка. Деньги надо найти и Бондаря с сообщниками тоже. Докладывать будете лично мне, ну а у товарища Мальцева свое начальство, и от него получено добро, что ход следствия вы трое будете друг с другом координировать, не перекладывайте ответственность друг на друга. Возражений нет? Если нужна будет помощь Центрального управления, обращайтесь сразу же. Но по возможности обходитесь своими силами, сейчас, товарищи, по всей губернии бандиты активизировались. Молодое советское государство рабочих и крестьян поручило вам ответственную работу, и вы это доверие должны оправдать.

Якушев поднялся и быстро вышел из кабинета. В окне было видно, как он залез в распахнутую сопровождающим дверь черного автомобиля.

– Вот такие дела, товарищи, – подытожил состоявшийся разговор Гирин. – И что теперь делать? Саша, что скажешь?

Карецкий поморщился. К болям в легких прибавились спазмы в голове, и он пытался кое-как держаться, но удавалось не очень.

– Деньги не найти, – прямо сказал он. – Если этот Бондарь сбежал, прихватив восемь-десять тысяч, точно не будет здесь отсиживаться: или в столицу подастся, или заляжет на дно. А вот Чухонина, а точнее говоря, тех, с кем он мог сговориться, мы попробуем отследить, потому что не мог он сам на такое дело пойти, явно и наводка была, и с охранником его свели. Там пацанов двоих поймали, которые на стреме стояли, так ты, Пал Евсеич, уж надави на них.

– На пацанов? – Мальцев скептически усмехнулся. – Чем я им пригрожу, из школы выгонят? Или мамка есть не даст? Так ведь не ходят, и с едой, сами знаете, у многих не очень. Бить я их не могу, несовершеннолетние, а тюрьма для них куда лучше, чем то, что некоторые дома видят. Не пронять ничем, говорят, получили по двадцать рублей от грузчика склада Лопатина за то, что свистнут, если милицию увидят или кого подозрительного. Ни Чухонина, ни этого Бондаря они в глаза не видели и знать не знают. Насчет Чуни врут, его уличные знать должны, но вот насчет того, что он на такое серьезное дело шел, вроде только от меня услышали. Оба надулись от гордости, это ж теперь среди сверстников они, считай, героями будут. Ты вот что подумай, Сан Саныч, отрядов милиции было два, второго-то пацана они случайно схватили, когда он не по той улице побежал, так?

– Так, – подтвердил Карецкий.

– Значит, должен быть еще один как минимум. У Лопатина не спросишь, может, на улицах знает кто, хвастаться этот третий наверняка начнет, что, мол, на дело ходил, может, он больше расскажет. Найти бы его.

– Сделаем, – пообещал субинспектор, про себя подумав, что найти пацана в многотысячном городе задача не из легких. И осведомителей для этого использовать, как из пушки по воробьям стрелять.

Травин решил на Петра не давить, такие времена были, что дети росли на улице фактически и легко попадали под влияние преступных элементов. Там и деньги, и разгульная жизнь, и девки доступные за пару червонцев. То, что предлагали пионерские организации и комсомол, конечно, могло переманить часть подростков, но уголовная романтика для остальных была куда привлекательнее.

Так что он просто отвесил парню подзатыльник и отправил спать, да и сам улегся, с четверга предстояло снова дергать нэпманов насчет ремонта полов и слишком ярких вывесок.

Наутро начальник коммунхозотдела огорошил Травина новостью.

– Один теперь по лавкам ходить будешь, – сказал Кац. Он был мрачен, и глаз у него нервно дергался.

– Что случилось? Афанасий где?

– Заболел. Когда выздоровеет, не знаю.

– Ты, Лев Аверьяныч, не крути, – Сергей прикрыл дверь в кабинет. – Говори как есть, что случилось?

Кац уселся за стол, обхватил голову руками, потер лоб.

– Сын есть у Афоньки, то есть был. Пашка. Вчера его убили, паразита.

– Понятно.

– Ничего тебе не понятно. Только между нами, Сергей, раз уж ты в органах служил. У Пашки этого по малолетке две ходки было, говорят, и до сих пор воровал. Недавно с кичи откинулся, за кражу ходил, должен был сидеть тихо, но, видать, старые привычки никуда не деваются. Так его вчера прирезали, когда банк грабили. Только об этом молчок, слух пошел уже, но как люди узнают, что денег на зарплату нет, взбунтуются.

– Погоди, товарищ Кац, что, и на нашу тоже?

– На нашу отдельно привозят, все бы тебе шкурные интересы соблюсти.

– Прости. Так что там с Пашкой этим?

– Говорят, он одним из налетчиков был. Если подтвердится, то Афанасию тут, может, и не работать больше, сам понимаешь, наш отдел только формально при исполкоме, а так – при НКВД республиканском.

– Ну то сын, а то отец, – сказал Травин.

– Так-то оно так, только были у Афанасия грешки, с нэпманов брал иногда, помаленьку, а то и не очень. Как чистка будет, прицепятся к этому, не оттащишь, поэтому я его от работы отстранил. Временно.

– Скажи лучше, порвут его рабочие, как узнают.

– И это тоже, – кивнул Кац. – Пусть схоронится, пока не успокоится все. А ты часть его участка бери, остальное я по другим инспекторам разбросаю. Говорил начальству, что четырех инспекторов мало на такой город, нет, наоборот, грозились штаты урезать. Ты уж давай, Сергей, не подведи.

Слухи расползлись по городу, и уже к обеду все, кому надо и не надо, знали, что зарплаты у рабочих не будет. На четверг Травину досталась улица Ревсобрания, от центра города она находилась далеко, и торговых точек там почти не было, в основном мелкие артели. По плану у Сергея была одна из таких артелей, «Баранки и калачи», с собственной пекарней и небольшим магазином, где кроме собственно баранок и калачей продавали всякую бакалею.

Продавец в магазине ходил за Сергеем по пятам, охотно объясняя, что и как расположено. Особых нареканий у Травина к помещениям не было, то, что он нашел, даже на штраф не тянуло, прямо при нем работники магазина перевесили пожарный щит поближе к выходу и передвинули прилавок подальше от стены.

– Еще два часа, и закроемся, – подошедший председатель артели Любомирский, низенький пузан в полосатых штанах и белой рубахе, то и дело вытирал потный лоб платком. – Вы уж, товарищ Травин, поторопитесь.

– Наше дело требует внимания, – Сергей на подобные просьбы уже привык не реагировать.