– Да разве я не понимаю, деньги-то, считай, шальные были, – совсем по-взрослому ответил Петя. – Постоять, а потом убежать, делов-то, мало ли кто на улице свистит, всех в каталажку тащить, места там не хватит. А так Емеле с Митяем обувку справлю, не босиком же им в школу ходить.

Травин мог бы многое порассказать парню о том, как вот такие же шкеты в лихие годы сначала просто на улице стояли, потом просто тащили за ворами хабар, потом на подхвате врывались в ювелирку или магазин с модным барахлом, ну а потом с дыркой в голове отправлялись в могилу. Но не стал, помнил себя в его возрасте, когда взрослые кажутся скучными и занудными, а их наставления – дурацкими.

– С вещами решим вопрос, выбью в СПОНе[8]. В доме криминал не потерплю, узнаю, что подобным промышляешь, сначала прибью, а потом выгоню, – просто пообещал он. Угрозы, они куда действеннее всяких побуждающих речей.

Кроме СПОНа, делами несовершеннолетних занималась прокуратура. Травин это вспомнил, когда в законное воскресенье под вечер шел на очередное свидание с Любой. Прошлое закончилось не очень хорошо, так что Сергей решил взять реванш и послать комсомольцев на хутор ловить бабочек – не могла, по его мнению, молодая и достаточно привлекательная девушка проводить столько времени на бесполезных собраниях вместо того, чтобы лежать в постели с молодым сильным парнем. Тем более что и место для таких встреч у него теперь было.

Выйдя из калитки, он столкнулся с соседкой, Дарьей Павловной. Фельдшерица в шляпке, розовых туфельках и приталенном платье в горошек, облегавшем ее соблазнительную фигурку, шла под ручку с местным следователем.

– Здравствуйте, Сережа, – окликнула она его. – Куда торопитесь?

– В киношку фабричную, – не стал скрывать Травин, протянув руку Мальцеву.

Тот слегка скривился, но ладонь пожал. Рукопожатие у следователя было крепкое, не будь он таким засранцем, подумалось Сергею, они могли бы подружиться. Хотя нет, не могли бы… Даша смотрела на Травина с интересом и даже каким-то вызовом, и Мальцеву это, судя по его кислому лицу, не очень нравилось.

– А мы с Павлом Евсеевичем идем послушать Ханаева, он будет сегодня петь Тибальда из «Ромео и Джульетты». Вы представляете, Никандр Сергеевич сразу после революции тут жил и пел в «Колизее», и жена его из местных, из мещан. Вы любите оперу, Сережа? Могли бы с нами пойти, у Павла Евсеевича пропуск в театр есть.

– Не нравится мне опера, я больше кино люблю, – честно сказал Травин. Следователю этот ответ понравился.

– А я без ума от классической музыки. Она заставляет душу петь и отзываться на красоту этого мира, не так ли? Вот и Павла Евсеевича приобщаю.

– Ну и как, нравится? – спросил Сергей у Мальцева.

– Очень, – ответил тот. – Каждый раз душой отдыхаю.

Даша отвернулась, чтобы что-то разглядеть на другой стороне улицы, и Мальцев покачал головой. Оперу он явно не переносил, и Травин его хорошо понимал. Но что не сделаешь, чтобы перейти с любимой женщиной от простых рукопожатий, прогулок под ручку и поцелуев в щеку к чему-нибудь более серьезному. И следователям дурная кровь бьет в голову, хотя казалось, посмотри кругом, сколько девушек, готовых к простым и необременительным отношениям.

Так что он попрощался, искренне пожелал следователю удачи и быстрым шагом удалился от творческой парочки. А то еще затащат с собой в этот театр, кроме как спать под заунывную музыку, да водку в буфете пить, делать там нечего, Сергей же спиртное не любил и ночью отлично выспался.

– Странный молодой человек, – сказала Дарья Павловна, когда он отошел достаточно далеко. – Идемте, Павел Евсеевич. Вы говорили, он подозреваемым был?

– Да, но подозрения не подтвердились. Проходит у нас свидетелем по одному ограблению, я вам рассказывал.

– Из головы вылетело, – засмеялась женщина. – Но представляете, он ремонтирует наш дом и даже водопровод починил, как он это делает, уму непостижимо. Там очень тонкая работа, а он такой огромный, как медведь, руки огромные. Если детальку сожмет, раздавить может.

Следователь постарался не плюнуть на землю, появившийся сосед Дарьи Павловны и так его раздражал одним фактом своего наличия, а тут еще женское внимание с ее стороны. И ведь не пришьешь к нему ничего, то, что он такой здоровый, еще не преступление. Хотя, подумалось ему, директора банка задушил такой же силач.

– Дарья Павловна, а вы не помните, может, видели случайно, вечером среды или в ночь на четверг этот Сергей куда-нибудь из дома выходил?

– Так этот гусь столичный с твоей сеструхой кроватью скрипит? – рыжий молодой человек по кличке Кучер, а по паспорту – Кудрин Иван Пантелеевич, лузгал семечки.

– Как есть, – хлопнул себя по колену рябой парень и визгливо рассмеялся. – Да так, что кровать развалится скоро, чую, придавит он ее до смерти.

– Кровать или сеструху? – пошутил Кучер, Рябой прямо-таки зашелся смехом, разбрызгивая слюни.

Приятели сидели на скамейке в сквере имени Энгельса, протоптанная от вокзала до центральной улицы дорожка рядом с ними была усеяна шелухой. Какой-то интеллигентный старичок с тросточкой и в пенсне остановился напротив, укоризненно на них посмотрел.

– Чего вылупился, дядя? – Рябой плюнул в сторону прохожего. – Смотри, зенки-то выпадут. Али мешают? Могу помочь, если невмочь. Вали отсюда, болезный.

Старичок засеменил прочь, бормоча что-то себе под нос.

– Шляется тут всякая интеллигенция вшивая. – Рябой закинул очередную семечку в рот. – Слышь, Кучер, а чего ты так к нему прицепился? Вроде он пацан ничего, Любку не обижает, даже вон в киношку водит. Зацени фарт, он ей хотел билет купить, так она, дуреха, отказалась. Комсомолка, мля. Идейная шалава.

– Люди им интересуются, – расплывчато ответил Кучер. – Только ты за ним больше не ходи, не нужно. Он тебя увидел тогда или нет?

– Не, – Рябой замотал головой. – Лопух. По лавкам шлялся, на небо смотрел, я ж тебе рассказывал. А как к мусорам зашел, так я и отстал от него. Да мало ли пацанов шляется по улицам в это время, я ж неприметный.

– Это точно, – Кучер кивнул.

Рябой и вправду внешностью походил на подростка, хотя было ему уже двадцать два года – маленького роста, худющий, с детским лицом и взъерошенными волосами. Это часто помогало ему, когда компания шла на дело, на такого если и обратят внимание, так чтобы пожалеть или пнуть. А еще Рябой отлично пролезал в узкие окна и форточки. То, что его поймают, он не боялся – гуманные законы РСФСР давали несовершеннолетним большие поблажки, даже за кражу его ждала всего лишь воспитательная беседа и отправка в детскую колонию. Это если попадется. Но пока что Сенька общения с милицией удачно избегал.

– А что за люди? – спросил он у Кучера.