– Ну, давай.

У двери магазина стояли три пацана из восьмого, трясли копейки. Я прошел мимо почты и опорного пункта. Напротив дома сто семьдесят «а» улицу переходили Дорофеева и Батуро из «А» класса, обе накрашенные, как обезьяны.

* * *

На среднем ряду, рядом с Завьяловой, сидела новенькая – малого роста, с короткими темными волосами. Перед ней лежала тетрадь в красной обложке с нерусскими надписями и прозрачная шариковая ручка.

– Она из Германии, – шепнул мне Коля. – Будет с нами учиться два месяца. Пока ее папаша здесь в отпуске. Он военный, служит там…

– Откуда ты знаешь?

– Она рассказала сама – только зашла и сразу все рассказала. Зовут Света. Света Соловьева.

Я еще раз глянул на нее. Обыкновенное платье, как у всех наших, обыкновенный черный передник, даже не кружевной. Только тетрадка и ручка не наши.

Соловьева открыла тетрадь на последней странице. Там лежала цветная фотография из журнала. Я встал за партой, глянул. На фотографии были два пацана – темный и светлый. Оба – с длинными волосами, но у темного длиннее. Сверху было написано «Modern Talking». Кузьменок встал со своей парты, подошел.

– Это твой пацан, да? – спросил он и показал на темного.

– Нет, конечно. Это же Томас Андерс из группы «Модерн токинг». Это очень популярная сейчас группа. А у вас ее что, не слушают?

Зазвенел звонок. Кузьменок вернулся к своей парте. Соловьева закрыла тетрадь. В класс зашла математица.

* * *

Во дворе играла похоронная музыка. Я побежал в прихожую, накинул куртку, вышел на балкон. У подъезда стоял «ГАЗ-53» с открытыми бортами. Кузов был застелен старым красным ковром. На ковре стоял закрытый серый гроб – цинковый. К кабине были привязаны две елки. Я понял, что хоронили Саню Маненка с пятого этажа. Он недавно погиб в Афгане.

Дядьки из оркестра стояли на бетонной плите – она осталась от ремонта теплотрассы – и дудели в свои трубы. Вокруг толпились люди из нашего дома и соседних, больше всего – стариков и малых. Эти во все сунут нос.

Мамаша Маненка голосила, пыталась залезть на машину. Ей помогла какая-то тетка. Мамаша Маненка встала на колени, легла на гроб, продолжала голосить.

Я нагнулся, набрал с плиток балкона грязного снега. Второй день была оттепель. Я слепил снежок и кинул вверх, чтобы попасть на балкон четвертого этажа. Не вышло. Снежок упал вниз.

Маненок учился в двадцать восьмой – невысокий пацан с черными волосами. Класса до десятого он ездил на старой «раскладушке» с синей рамой. Иногда я видел, как он идет из школы с Людкой из четвертого подъезда. Они, наверно, учились в одном классе. Один раз они сели на лавку возле нашего подъезда, она открыла сумку и достала журнал. Они сидели и листали его, потом он что-то ей сказал, и она стукнула его кулаком в живот – несильно, в шутку, – потом еще и еще раз. Он не защищался, а сидел и хохотал. Людка встала и ушла.

* * *

Прошло пятнадцать минут урока. Зоологицы не было. Я подошел к Коле.

– Что, может, пойдем погуляем? Или давай ко мне?

– Что-то мне лень. И надо еще географию поучить. Он меня давно не вызывал…

– Да ну, на фиг, учить географию. Что-нибудь ответишь…

– Не, я лучше поучу…

– Ну, как хочешь. «Дипломат» мой возьмешь тогда, если я не приду до звонка? Хорошо?

– Ладно.

Кабинет биологии был на первом, рядом с лестницей в буфет и столовую. Дальше по коридору были двери в канцелярию, пионерскую комнату и кабинет директора, а напротив – гардероб и выход.

Техничка в облезлом халате мыла пол, водила мокрой тряпкой на швабре по плиткам. В ведре с водой плавал мусор. Я вышел на улицу. На крыльце стоял Кузьменок – его на зоологии не было вообще. Он спросил:

– Сигареты есть?

– Нету.

– Пошли в спортзал. Вдруг там урока нет – возьмем мяч, поиграем.

– Пошли.

Кузьменок подергал дверь спортзала – закрыта. Он наклонился, глянул в замочную скважину.

– Вроде никого.

– Может, пошли на лыжах…

– А зачем замыкать спортзал?

Я пожал плечами. В женской раздевалке послышался шум. Кузьменок открыл дверь, заглянул. На лавке сидели Воронкова и Шатуро из восьмого «Б». Раздевалка была узкой, и они уперли ноги в стену. Их платья задрались, но трусов видно не было, только ляжки в черных колготках. Обе сразу спустили ноги на пол.

– Ну, заходите, раз пришли, – сказала Шатуро.

Они обе засмеялись. Кузьменок зашел в раздевалку.

– А тебе что, особое приглашение надо? – спросила Шатуро. – Или ты, может, стесняешься, что женская раздевалка?

– Не стесняйся, здесь ничего нет. Такого… – Воронкова засмеялась. – Одни портфели. Никто не переодевается, когда на лыжах…

Я зашел.

– А дверь? – сказала Шатуро.

Я закрыл дверь, сел на лавку рядом с Кузьменком. Он спросил:

– А вы чего не пошли на лыжах?

– Нам нельзя, – ответила Шатро.

– А почему нельзя? – спросил я.

Они обе засмеялись.

– Маленький ты еще. – Воронкова опять засмеялась. – Подрастешь – поймешь.

– Э, вы пацана не под…вайте, – сказал Кузьменок. – А то я могу и не понять…

Он в шутку замахнулся на Шатуру.

– А я тоже могу и не понять. – Шатура тряхнула кулаком перед мордой Кузьменка.

– У вас кто физику ведет – директор или Минин? – спросила Воронкова.

– Минин, – ответил Кузьменок. – Гондон сраный…

– У нас тоже он, – сказала Воронкова. – А знаете, что он развелся и женился на Павловской, математичке? Не знаете? Ну, вы вообще как с дуба упали. Вся школа про это трындит. Его жена прибегала, они с Павловской бились, за волосы тягали друг друга…

– А ты что, видела? – спросил Кузьменок.

– Не видела, но мне рассказали. Это было прямо на уроке – у пятого «Б» класса, там, где моя малая. И эта, зацените, прибежала на урок и затеяла драку…

– Нормально, – сказал Кузьменок. – И что потом?

– Ничего. Потягали друг друга за волосы и разошлись. Она пошла потом в райком. Минина должны из партии выгнать…

– А с работы? – спросил Кузьменок. – Пусть бы его, пидараса, выгнали на х… из школы, а то надоел уже… Это самое, а может, у вас есть курить?

– А если есть, что нам за это будет? – спросила Воронкова.

– А что вы хотите?

– Ну, мы много чего хотим. Ты говори конкретно, что ты можешь предложить…

– Коржик из буфета – пойдет?

– Ты хочешь сказать – один на двоих? – Воронкова надула губы.