— Что прикажешь делать, родная? — с претензией спрашиваю у камня, на котором высечен портрет Елены. Я сейчас похож на кладбищенского сумасшедшего. Плевать. Тем более это правда. — Что ты там хотела? Что завещала мне после своей смерти? Жить дальше полной жизнью? Что же ты не рассказала мне, каким это, сука, образом сделать? Я душевный инвалид без тебя! У меня, блядь, сломана психика. Потому что этой Маши в любой момент тоже может не стать... Нет, все мы когда-нибудь умрем... Да и не могу я вот так взять и начать полноценно жить, ты забрала с собой все мои душевные, эмоциональные качества. Я не смогу дать ей то, что она хочет. Что хочет любая другая женщина. И дело даже не в Маше, я никому этого дать не могу. Даже нашему сыну...

Смахиваю с волос дождь, снова опускаю голову, сжимая ее руками, молчу. Тело трясет, зубы стучат, но холода и озноба все равно не чувствую. Сижу так несколько минут, пока дождь не стихает. Поднимаюсь на ноги, снова обращая взгляд на портрет Елены.

— Вот как-то так, родная. Ты прости... Живу, как умею. Точнее, пытаюсь выжить без тебя.

Разворачиваюсь, ухожу. Сегодня я недолго. Еще год назад сидел здесь часами, тупо пялясь в белый камень, и вел диалоги с той, которая никогда больше меня не услышит и не ответит.

Сажусь за руль, заливая текущим с одежды дождём весь салон.

По хрену.

Хочется курить, но сигареты в моем кармане тоже промокли. Еду в офис. На работу. Только она и отвлекает от пи*деца, который творится внутри меня. И ведь ломает меня сейчас не потому, что я позволил себе секс с женщиной, а потому что позволил его именно с девочкой. На шлюх морально не стоит. Другие бабы тоже вызывали отторжение, под каким бы углом я их ни рассматривал. И только Мария смогла отключить мои деформированные мозги и пробудить похоть.

Зря сорвался.

Жалею...

Пожалел почти сразу, когда похоть отступила. Но стереть этот эпизод уже не получится. Нет, можно было забить. Люди иногда трахаются просто так. Спонтанно, на голой похоти, без обязательств. Но вопрос в том, что с этой девочкой подобное не прокатит. А меня потянуло именно на такую...

Прохожу в свой кабинет мимо помощника, который осматривает меня ошарашенным взглядом.

Что, плохо выгляжу?

Так вроде все уже должны привыкнуть к моему неприглядному нутру.

Скидываю кожанку, открываю шкаф. Здесь у меня целый гардероб. Я больше живу на работе, чем дома. Да и с моей спецификой в работе всегда должна быть запасная одежда. Скидываю насквозь промокшие джинсы и футболку. Надеваю штаны цвета хаки и черную водолазку, закатывая рукава и обнажая предплечья.

Выглядываю в приёмную, прошу Славика принести мне крепкий кофе и данные на новых партнёров Юсупова, которых нужно пробить.

Работаю несколько часов, полностью подавляя в себе лишние мысли. В какой-то момент даже получается обрести равновесие. Поймать ту чёрную пустоту, к которой привык, и полное безразличие к ярким краскам этого мира.

Периодически, уже по привычке, посматриваю в монитор, на камеры, которые транслируют мой дом. Тишина. Никого нет. Кроме кота. Эта зараза сидит на подоконнике и доедает цветок. Скотина. Это цветы Елены. Каждый из них она выращивала, словно ребёнка. Но меня не трогает, что их губит кот. Пусть жрёт. Этот кот, в конце концов, заставил моего сына заговорить. Пусть только фразу – уже успех, которого мы не смогли добиться с психологом.

Работаю дальше. Ухожу к Рустаму с докладом по партнерам.

— Передавай Марии привет от Дианы, — вдруг, как бы между прочим, произносит Рустам, покачиваясь в своём кожаном кресле.

Стискиваю челюсть. Начинает утомлять и раздражать его вмешательство в мою жизнь. Ему всегда было плевать даже на тех, кого трахал он, а тем более без разницы, с кем контактирую я. Он всегда циничен и жесток, тот, которого интересует только работа. Его и Елена никогда не интересовала. Есть у меня супруга – и ладно. Нужно помочь с ее лечением – всегда поможет, но в личное не лезет.

А сейчас его повышенное внимание вызывает у меня волну агрессии.

— Диана просила взять у тебя телефон Марии.

— Зачем?

— Моя супруга по большей части проводит время дома с дочерью. Скучно, хочет пообщаться, в гости пригласить.

И это не совсем правда. Нет, может, его супруга и ищет подруг, но повышенное внимание Рустама обуславливается не этим.

Он после женитьбы и рождения ребёнка вдруг стал, мать его, философом. Решил, что надо спасать мою чёрную душу. Лезет в мое нутро, пытается анализировать, контролировать меня, словно я уже не хозяин себе. Боится, что покалечу себя или уйду вслед за супругой.

Рустам пытался сослать меня в отпуск, ибо я живу на работе и часто бухаю. От этого я и устроил спектакль с Марией в роли моей девушки, чтобы показать, что всё хорошо и не нужно ковыряться в моей жизни, пытаясь ее спасти. Мне казалось, одной демонстрации Рустаму будет достаточно. Но нет. Он слишком проницателен, чтобы поверить.

— Я передам Марии, если она захочет созвониться, — отрезаю. — Если рабочих вопросов больше нет, я пойду.

Поднимаюсь с места, забираю папку, выхожу из кабинета под пристальным взглядом Рустама.

Что он может знать о моей жизни, если я сам ни хрена не понимаю, как ее восстановить после смерти жены.

Снова прохожу в свой кабинет. Рабочее время подходит к концу, могу ехать домой. Только туда мне сегодня нельзя. Боюсь снова сорваться и сотворить что-нибудь непоправимое. Я за себя последнее время не отвечаю.

Отпускаю Славика, делаю себе еще один эспрессо, падаю в своё кресло, прикрывая глаза. Тело непривычно ноет, тянет каждую мышцу, кости ломает, холодно. Это меня еще не отпустило после визита в город мертвых. Мертвые вытягивают энергию.

Голова тяжёлая, пульсирует, выдвигаю ящик, достаю парочку анальгетиков, закидываю в рот, запивая кофе. Откидываюсь в кресле, скольжу взглядом по монитору.

Мария и Артем уже дома. Всё