(Молотов, Рыков, Бухарин, см. письмо Сталина 1926 года) представляют собой типичную для олигархии временную коалицию, сложившуюся вокруг текущей «линии партии». Любые попытки ее изменить вызовут раскол, а инициатор таких изменений рискует оказаться оппозиционером.

А теперь поставьте себя на место Сталина и скажите: что делать в такой ситуации? Революция назрела, революция необходима, но понимает это пока что только один человек[66] в стране, и любые попытки открыто заявить свою позицию закончатся в лучшем случае серьезным расколом, а в худшем — отстранением от должности за примыкание к оппозиции[67].

Практик. Вот, собственно, конкретная реализация описанной выше коллизии: Сталин ситуацию понимает (может быть, и еще кто-то, но это не очевидно), но рассказать правду не может. Поскольку это лишит его возможности совершать реальные действия для преодоления проблем.

Читатель. Получается: ложь во спасение? Но ведь это опасно, верные соратники могут решить, что лидер их властной группировки не адекватен ситуации. Это же очень рискованно!

Теоретик. Теория Власти (которой, а вовсе не Сталину, посвящена наша книга) диктует в этой ситуации единственное решение: начинать политическую игру. Но если Ленин начал бы такую игру сразу и не задумываясь, то Сталину, по всей видимости, решение пойти против всех далось нелегко. По крайней мере, его просьба об отставке, озвученная на организационном Пленуме ЦК, состоявшемся сразу после XV съезда, звучит весьма эмоционально:

Уже три года прошу ЦК освободить меня от Поста Генерального Секретаря ЦК. Каждый раз мне отказывают. Я допускаю, что до сих пор раньше были условия, ставящие партию в необходимость иметь меня, как человека более или менее крутого, на посту Генсека для того, чтобы покруче вести борьбу с оппозицией. Я допускаю, что была необходимость в нашей партии, несмотря на известное письмо т. Ленина, держать меня на посту Генсека. Но теперь эти условия отпали. Никогда, кажется, оппозиция не терпела такого поражения, ибо она не только разбита, но и исключена из партии. Стало быть, теперь нет налицо тех оснований, которые можно было бы считать правильными, когда пленум отказывался уважить мою просьбу и освободить меня от обязанностей Генсека. А между тем у нас имеется указание т. Ленина, с которым мы не можем не считаться. Я допускаю, что партия могла обходить это указание до этого времени, была вынуждена к этому при известных условиях внутрипартийного развития. Но я повторяю, что эти особые условия отпали и пора, по-моему, принять к руководству указание т. Ленина. Поэтому я очень прошу освободить меня от поста Генерального Секретаря ЦК[68] [Долматов, 2018].

Мы специально привели первоначальный, еще до правки самого Сталина, текст стенограммы — в нем чувствуется, насколько сбивчиво генеральный секретарь формулирует свою просьбу, насколько «через не хочу» ее произносит. Обычно принято трактовать этот эпизод как «макиавеллевский» ход, попытку выявить (а затем уничтожить) потенциальных противников; однако в этом случае Сталин точно знал бы, что он делает, и выражался бы куда яснее. На наш взгляд, к этому моменту он еще не принял на себя всю ответственность за дальнейшую судьбу СССР и пытался как-то разделить ее с товарищами по партии.

Практик. А есть еще одна версия событий. Понимая реальность той проблемы, о которой сказал Читатель чуть выше, Сталин заранее консолидировал свою личную властную группировку, объяснив ей все опасности, с которыми ее члены могут столкнуться.

Теоретик. Практически единогласный мандат доверия (всем ЦК при одном воздержавшемся просьба Сталина была отвергнута), полученный на Пленуме, по-видимому, и стал для Вождя решающим аргументом в пользу начала собственной игры. Он окончательно убедился, что других игроков, которым можно доверить будущее СССР, в партии нет. А значит, пришла пора забирать руководство страной в свои руки.

Поставив себя на место Сталина, мы без особого труда можем составить «план кампании», которую ему предстояло осуществить. Как мы уже знаем из первой книги, работа генсека в СССР всегда заключалась в замене независимых членов Политбюро на своих выдвиженцев; так что стратегическая задача Сталина была вполне очевидна. Но тактические ходы, направленные на ее решение, во многом зависели от текущего расклада сил в Политбюро. Если бы оно состояло из одних «сталинистов», никакой игры бы и не требовалось — мнение Вождя, единогласное одобрение, «Великий перелом». Однако каким было реальное положение дел?

Практик. Напоминаю, речь идет о принципиальном изменении курса, то есть ровно той ситуации, которую мы выше описали, как единственно опасную для Сталина с точки зрения потери власти на момент до 1938 года.

Теоретик. Избранное XV съездом партии Политбюро состояло из девяти человек (Бухарин, Ворошилов, Калинин, Куйбышев, Молотов, Рыков, Рудзутак, Сталин, Томский). Воспользуемся теорией Власти, чтобы выявить среди них вероятных вассалов Сталина. Основными внешними признаками вассалов являются: 1) совместная работа с будущим сюзереном; 2) переход на вышестоящую должность, которому способствовал или мог способствовать сюзерен.

Ближе всех по этим критериям к статусу «вассала» приближается Ворошилов: познакомившись со Сталиным в 1918 году в Царицыне, он был избран в Оргбюро ЦК[69] в 1924-м, заменил Троцкого на посту наркомвоенмора (тогдашнее название наркома обороны) в 1925-м, а в 1926-м вошел в состав Политбюро.

Куйбышев, ставший впоследствии главным организаторам «сверхиндустриализации», также подходит под определение «вассала». Он познакомился со Сталиным в 1922 году, будучи избран (вместе с ним и Молотовым) одним из трех секретарей ЦК, а в 1926-м сменил умершего Дзержинского на посту председателя ВСНХ СССР.

Но уже Молотов, которого принято считать «правой рукой» Сталина, совсем не похож на вассала: в 1917 году Сталин и Каменев сместили Молотова с поста редактора «Правды», секретарем ЦК он стал в 1921-м, а Сталин только в 1922-м, и лишь в Политбюро в 1926 году Молотов мог войти по протекции Вождя.

Потенциальным вассалом Сталина выглядит скорее Рудзутак — ближайший помощник Ленина времен «дискуссии о профсоюзах»: в 1923 году он избран в Секретариат ЦК (вместо Куйбышева), с 1924-го — нарком путей сообщения (по тем временам весьма важная должность), с 1926-го — член Политбюро (в формировании которого важную роль уже играл Сталин).

Оставшиеся четыре члена Политбюро оказываются по нашей классификации самостоятельными игроками. Бухарин — «любимчик партии», редактор «Правды» с 1918 года, никак не связан со Сталиным в своей партийной карьере. Калинин — формальный глава государства (председатель ВЦИК) с 1919 года, назначенный на эту должность еще с подачи Троцкого. Рыков — непосредственный преемник Ленина на посту председателя Совнаркома, член Политбюро с ленинских же времен. Томский — член