«Всем членам и кандидатам Политбюро и т. Бауману» с критикой «чрезвычайщины»:

На заседании Уральского обкома в присутствии 30–40 товарищей т. Молотов формулировал отношение к деревне так: «Надо ударить по кулаку так, чтобы перед нами вытянулся середняк»…

«Показательный урок» дал определенный результат: «союзник»-середняк повернулся к нам спиной… Всякий стимул улучшения хозяйства, увеличения живого и мертвого инвентаря, продуктивного скота парализуется опасением быть зачисленным в кулаки[77] [Письмо М.И. Фрумкина, 1928].

Первоначально предполагалось (Бухарин упоминал какую-то «руководящую группу») провести после рассылки письма специальное заседание Политбюро. Однако теперь, когда у Сталина имелась выгодная политическая позиция, имело смысл озвучить ее до заседания. Поэтому 20 июня Вождь пишет свой (безо всякого Политбюро) ответ Фрумкину, в котором выносит политический вердикт:

На самом деле письмо Фрумкина является ходатайством за облегчение кулака, ходатайством за отмену ограничений в отношении кулака [Сталин, 1949, с. 124–126].

Вместо обсуждения письма Фрумкина на заседании Политбюро 25 июня был вынесен лишь вопрос о нарушении Сталиным решения по коллективному ответу. Бухарину[78] пришлось настоять на проведении отдельно заседания для подготовки резолюции по хлебозаготовкам к открывающемуся в июне Пленуму ЦК. Именно в ходе этого заседания и разыгралась уже описанная выше «дикая сцена». Бухарин вдрызг разругался со Сталиным, ушел, хлопнув дверью… но лишь для того, чтобы вернуться и согласиться на очередной компромисс. Сталин позволил ему подготовить 20-страничный проект резолюции, с которым согласился на 9/10.

Можно было соглашаться и на 10/10 — ведь из столь обширных документов всегда можно выхватить нужную фразу и подверстать ее к нужным оргвыводам. Вопрос о Власти решался исключительно внутри Политбюро, и последние столкновения продемонстрировали, что по острым вопросам противникам Сталина не удается собрать большинство.

Практик. Вот вопрос. Фрумкин был расстрелян в 1938 году (за антисоветскую деятельность), реабилитирован в 1956-м. А если бы Бухарин (или кто там еще это сделал?) не уговорил его написать соответствующее письмо, какова была бы его судьба? Не вызывает сомнений, что Фрумкин входил во властную группировку, верховным сюзереном которой был Бухарин, не вызывает сомнений, что именно по этой причине он стал жертвой. Но вот вопрос: можно ли считать его невинной жертвой? Бухарин-то реально хотел заменить политический план Сталина, что, почти наверняка, привело бы к крушению нашей страны. Я не хочу сейчас давать свой ответ на этот вопрос, но призываю всех, кто читает эти строки, подумать на эту тему. Когда вы делаете шаг во Власть, это почти всегда дорога, у которой нет обратного пути.

Читатель. А я правильно понимаю, что сегодня «Фрумкиным» мог бы стать и Кудрин, и Силуанов, и Дворкович, и даже Улюкаев? И, возможно, даже станут…

Теоретик. А вы, уважаемый Читатель, считаете, что со времен шумеров до правления Путина было одно, а теперь оно взяло и изменилось? Так не бывает!

Читатель. Ну вот, получается, вы меня пугаете? Столько времени рассказывали, как круто попасть во власть… А теперь…

Практик. А я не пугаю, я просто напоминаю об ответственности. Никогда не нужно о ней забывать.

Теоретик. Мы не знаем точно, в какой день между 27 июня и 11 июля произошло еще одно, решающее заседание Политбюро. На нем Бухарин и его союзники «поставили вопрос» об отставке Сталина и вновь не смогли собрать нужное число голосов («Ворошилов и Калинин изменили в последний момент», можно предположить, что «за» были Бухарин, Рыков и Томский, Рудзутак выжидал, а решающего стороннего голоса — Ворошилова или Калинина — так и не последовало). Сталинская коалиция, при всей ее рыхлости и ненадежности, оказалась сильнее, и существенную роль в этой победе сыграла правильно выбранная «политическая формула»:

1) В общем, впечатление скорее обреченности… не безнадежны ли наши дела… 7) Дискуссию нам начинать нельзя… Мы скажем: вот человек, который довел страну до голода и гибели. А он — они защищают кулаков и нэпманов [Фельштинский, 1993].

Собственно, сама встреча Бухарина с Каменевым, благодаря которой мы теперь знаем эти подробности, говорила о полном отчаянии, охватившем «любимчика партии». Искать поддержки у давних противников, лишившихся всякого влияния и несших на себе клеймо «оппозиционеров», не имело никакого политического смысла. Но больше Бухарин вообще ничего не мог сделать.

Практик. К слову, когда я учился в школе, меня всегда поражало, что заставило Бухарина пойти к людям, которых он фактически уничтожил в рамках политической борьбы буквально за пару лет до того. Вот теперь у нас есть ответ: это был последний шанс Бухарина зацепиться за Власть. Но уже путем уничтожения Сталина, давайте смотреть правде в глаза!

Читатель. Что же получается: когда Сталин послал Бухарина в командировку во Францию незадолго до ареста, это был акт выдающегося гуманизма? Благодарность за 1925 год? А зачем тогда Бухарин вернулся? Он что, такой идиот? Но он же человек Власти, должен был понимать!

Практик. Ну, тут можно только гадать. Его молодая жена с маленьким сыном осталась в СССР, и он не мог не понимать, что с ними может быть, если он останется невозвращенцем. А то, что его пустили во Францию, он мог рассматривать как прощение предательства (с учетом его ключевого участия в ликвидации группы Зиновьева-Каменева). В общем, тут сложно сказать, история не имеет сослагательного наклонения. Ну и потом — если простили, могли вернуть во Власть, а на Западе шансов не было никаких. Так что жажда Власти перевесила.

Теоретик. Возможно, радость от достигнутой практически в равной борьбе победы (напомним, для смещения Сталина противникам не хватило одного голоса) выплеснулась в редкую для Сталина откровенность:

Несколько позже, уже в 1928 году, меня поразил такой разговор. Не только меня, но и Орджоникидзе, и Кирова. Мы были вечером на даче у Сталина в Зубалово, ужинали. Ночью возвращались обратно в город. Машина была открытая, Сталин сидел рядом с шофером, а мы с Серго и Кировым сзади на одном сидении.

Вдруг ни с того ни с сего в присутствии шофера Сталин говорит: «Вот вы сейчас высоко цените Рыкова, Томского, Бухарина, считаете их чуть ли не незаменимыми людьми. А вскоре вместо них поставим вас, и вы лучше будете работать» [Микоян, 2014].

Практик. Для Сталина этот вывод очевиден: Рыков, Томский и Бухарин в этой ситуации не работали, а играли в борьбу за Власть. Сталин уже понимал, что он выиграл и