мальчишки — зуйка. Гришка помогал рыбакам наживлять мелкой рыбешкой, мойвой, крючки яруса — рыболовной снасти. Когда взрослые уходили в море, он был на стане за хозяина, караульщика, повара, приводил все в порядок, готовил еду.

На поморье зуйком называют птицу, похожую на чайку, — хлопотливую, непоседливую, озабоченную. Должно быть, потому, что и корабельные мальчишки были всегда хлопотливы, непоседливы, рыбаки дали им название «зуек».

Парус вскоре из расплывчатого серо-белого пятна вырос в высокое, наполненное ветром полотнище. Вот уже стало видно, как поблескивают на низком солнце мокрые длинные весла. Шняка шла тяжело, по всему видно: возвращаются рыбаки с богатым уловом. Гришка встал на валун и, удерживая равновесие, замахал приветно и радостно. Со шняки кто-то ответил ему, подняв над головой шапку. Судно круто повернуло к берегу, к камню, где маячила одинокая тоненькая фигурка Гришки. Сник и исчез с глаз парус — его опустили. Судно причалило к косе, до сухого берега оставалось пять-шесть шагов. Поморы попрыгали в воду, забулькали по ней бахилами. Вокруг валуна захлестнули канат и усталой валкой походкой пошли к костру. Гришка уже разостлал на траве скатерть-самобранку.

Иван Рябов, достав из сумки холщовое полотенце, пошел к ручью умываться. За ним последовали остальные. Вернулись от ручья повеселевшие. Иван взъерошил русый вихор на Гришкиной голове:

— Ну, как дела, хозяинушко? Уха готова? Шибко проголодались мы. Улов удачный. Отдохнем — и домой.

— Утром? — Мальчик поднял лицо, прокопченное дымом, со слезливыми потеками на щеках.

— Утром, — ответил Иван. — Поспим и с зарей парус поднимем. А ты бы умылся! Ишь, все лицо в саже, будто трубы чистил!

Гришка рассмеялся, побежал к воде. Рыбаки расположились вокруг брезента, хлебали уху из мисок, похваливая зуйка.

— Бери ложку, Гришуня! — Рябов чуть подвинулся, освобождая место рядом. — Уха у тя добра!

После еды привели в порядок шняку, спрятали рыбу в кладь, развесили для просушки снасти, а когда стало смеркаться, все завалились спать — кто в избушке, а кто возле нее, на берегу.

Чайки-разбойницы кружились над стоянкой, над судном, накрытым парусом. Поживиться им было нечем. Они сердито и визгливо кричали. Черный баклан с зобом, похожим на пеликаний, ходил поодаль по берегу, косясь на рыбаков круглым блестящим глазом.

3

После визита на Двину Ричарда Ченслера началось торговое судоходство на Белом море и появилась необходимость иметь здесь лоцманов, которые бы указывали иностранным судам фарватер. В 1656 году с ведома архангельского и двинского воеводы семеро поморов, хорошо знающих устье, объединились в артель «корабельных вожей» и стали водить суда к пристаням «без государева жалованья» и «без мирской подмоги». За два рубля лоцман-вожа сопровождал от Мудьюга к Архангельску купеческое судно, а за шесть рублей вел его обратно в Двинскую губу. «Новоторговый устав», принятый во времена царя Алексея Михайловича, установил пошлины на ввоз товаров, с тем чтобы торговля была прибыльной для государства.

Корабельным вожей мог стать не всякий рыбак. Надо было обладать отменным знанием своего ремесла, усвоить глубины моря в разных местах, расположение отмелей, рифов, засоренных мест, иметь понятие о грунтах, о направлении и переменах течений, времени приливов и отливов. Лоцманы ориентировались по приметам, известным только им.

Это были предприимчивые и мужественные люди. А мужество требовалось немалое: днем и ночью в любую погоду, при сильном ветре, иногда и в шторм, по сигналу с иностранного корабля лоцман был обязан выходить на карбасе к судну и становиться у штурвала.

Ивану Рябову не раз доводилось провожать корабли от Николо-Корельского монастыря в Архангельск и выводить их из запутанного, нашпигованного островами и мелями устья Двины не только в Белое море, но и сквозь вечную толчею волн из горла его в океан. А уж заливы, протоки и устья Иван знал не хуже любого лодейного кормщика — с детства плавал на промыслы с рыбаками до Мурмана и дальше.

Но сейчас, покидая остров, направляя суденышко к дому, Иван не ведал о том, что его знание морского дела может нынче же кому-либо понадобиться.

Адмирал Шеблад долго сидел в каюте над картой, изучая Двинскую губу. Но карта была неточна, не так подробна, как требовалось. На ней не были отмечены коварные места, о которых адмирал слышал еще в Стокгольме, и датские лоцманы, нанятые в Гельзингере для сопровождения эскадры, на подходе к российским берегам опустили руки. Благополучно проводив корабли морем, они не могли указывать путь дальше и, считая свой долг выполненным, попивали ром в отведенной им каюте, не смея больше показываться адмиралу на глаза.

Оставалось взять лоцмана на острове Мудьюг, что расположен у входа в Двинское устье, в тридцати милях от Архангельска. Шебладу было известно, что там имелась лоцвахта — лоцманская служба. Но какой русский согласится взойти на борт вражеского корабля, чтобы привести его с пушками и солдатами в свой родной порт? Каждому известно, что Россия воюет со Швецией, и всякий, завидя в море чужой вымпел, настораживается.

Шеблад колебался недолго: он вовсе не намерен был считаться с морскими кодексами и уставами и приказал вестовому позвать флаг-офицера.

Через минуту в каюту вошел невысокий, с тонкий и розовощеким, как у девушки, лицом красавец лейтенант. Он вытянулся, отдавая честь.

— Передайте приказ: всем кораблям поднять английские и голландские торговые флаги, — сказал Шеблад и, видя, что распоряжение его не совсем понятно лейтенанту, добавил с усмешкой: — По выбору, тот или другой… — Есть! — Флаг-офицер стукнул каблуками ботфортов, повернулся и вышел, почтительно прикрыв дверь адмиральской каюты.

Капитан передового фрегата Эрикссон, получив приказ адмирала, поднял на мачте голландский торговый флаг. Он, разумеется, догадался, что это — маскировка, пиратский прием с целью обмануть бдительность русских. Эскадра приближается к Двинской губе, возможны встречи с рыбаками, да и жители островов могут заметить шведский флаг и поднять преждевременный переполох.

Вблизи острова Сосновец, справа по борту, с фрегата заметили небольшой парус. Эрикссон, глянув в зрительную трубу, увидел рыбачье суденышко.

Выполняя приказ адмирала задерживать рыбачьи лодьи и захватывать их экипажи, Эрикссон повернул фрегат наперерез русским.

Заметив иностранные суда, Иван Рябов встревожился. Он вспомнил разговор с Тихоном перед отплытием. Ничем не выдавая волнения, он стал пристально следить за кораблем. «Трехмачтовик, — отметил про себя. — Большое судно».

Но чье?

И как он ни всматривался в силуэт корабля, в его оснастку, рельефно вырисовывающуюся на серо-зеленом фоне моря, не мог никак разглядеть флаг.

Было еще далеко.

За этим кораблем появился другой, такой же, а там еще паруса…

Вскоре первый корабль приблизился настолько, что можно было различить цвет