Все складывалось одно к одному… Малой о времени своего рейда никого не известил. Даже Ковача, хотя именно тот подсказал ему, куда имеет смысл отправиться… И вот чем все обернулось.

– Локализация?

– До тридцати метров.

– И?

– У нас. Казарма второго бата. Крыша, я полагаю. Там антенна и усилитель, но сам Мамба туда не лазает, если не совсем идиот. И провод не протянул, если не идиот. Работает узким лучом со стороны. Хоть из твоего окна в штабе. Мамба – это не ты, случайно?

Ковач молчал, глубоко уйдя в свои мысли, и Савицкий понял, что его шутку особист не услышал.

После долгой паузы Ковач поднялся и молча пошагал к двери. Савицкий спросил в спину, нужна ли помощь в поисках антенны, наверняка замаскированной?

– Не надо. Сам. Извещай, если он снова прорежется, – ответил Ковач на ходу.

Почти ушел, но у самой двери обернулся и сказал:

– Не я.

– Что не ты? – не понял Савицкий.

– Черная Мамба не я. Кто-то другой.

* * *

Второпях собираясь, топор они не взяли, упустили из виду. Однако Боба успешно обходился без топора в деле заготовки дров: ломал приличной толщины сухие деревца как спички, куча собранного им топлива быстро прирастала.

Остальные парни возились с устройством лагеря: оборудовали кострище, подвесили над ним закопченный и помятый, видавший разные виды котел, а теперь растягивали палатки – небольшие, двухместные и одноместные.

Три палатки были старые, выцветшие, заплатанные во многих местах. Еще одна – новенькая, словно вчера сшитая, и другой конструкции, – каркас не нужен, палатку поддерживает воздух, закачанный внутрь. Наверное, трофейная или же кружным путем попала в Затопье с рынка кровососов, Марьяша не стала уточнять. Не то выяснится, чего доброго, что ради трофея (а то прямо в нем) прикончили пару мобилей, – а в этой палатке, между прочим, ночевала Лиза, а теперь ночевать ей, Марьяше. Лучше ничего не знать… Ее до сих пор слегка потряхивало – после того, как увидела глазами сестры убийство парня со странным наростом вместо уха, почувствовала его горячую кровь на обнаженной груди Лизы.

Тем временем с трофейной палаткой наметилась проблема.

– Беда, – сообщил Дрын, закончив по второму разу перерывать свой рюкзак. – Насос, понимаешь, не взял, а без него не надуть. Помню вроде, что клал, – а нету. Ну да ладно, мы с Жугой потеснимся, ужмемся, с нами ляжешь… Не мерзнуть же, правда?

Марьяша посмотрела на него внимательно, Дрын изобразил невинное лицо, но слегка перестарался, сфальшивил. Она подумала, что насос он мог не взять специально. А если даже случайно позабыл, то все равно ночевать в одной палатке с Дрыном и шестипалым Жугой не стоит. Особенно с Жугой…

…Наносить мысленные визиты в голову сестры Марьяша прекратила год назад, после одного случая. Вошла, как входят в комнату к близкому родственнику, – не стучась, а там Лизка с Жугой… вернее, Лизку… Причем Марьяша далеко не сразу сообразила, что происходит: на партнера сестра не смотрела, лежала на спине, уставившись в небо, и чувствовала скуку. А потом опустила глаза, и стали видны ухватившиеся за нее руки – а на них по шесть пальцев, тонких и длинных, с парой лишних суставов каждый, – и оттого напоминали эти руки двух здоровенных мерзких пауков.

Она выскочила из сознания Лизы как ошпаренная. С тех пор и до сегодняшнего дня Марьяша стороной обходила Жугу, а когда мысленно общалась с сестрой (теперь гораздо реже), не пыталась больше взглянуть на мир ее глазами. Сегодня взглянула и… и лучше бы Лизка снова с кем-нибудь этим делом занималась, честное слово.

– Без насоса обойдемся как-нибудь, ртом надуем, – решила Марьяша.

– И не думай даже, там ниппель тугой, – щеки треснут, но не надуешь.

– Это смотря чьи щеки… Боба! Хватит дрова собирать, мы тут зимовать не будем. Иди сюда!

Быстро выяснилось, что с Бобой можно обойтись без насоса, как обошлись без топора. Бесценный спутник в любом походе. Тугой ниппель с резким свистом пропускал внутрь воздух, скоро Дрын замахал руками:

– Хватит, хватит, лопнет же!

– Я молодец, да? – спросил Боба, похлопав по натянувшейся, упруго пружинящей палатке.

– Ты самый молодцовый молодец!

– Ты меня любишь?

– Конечно, люблю, Бобочка! Сильнее всех на свете!

Боба расцвел в широченной улыбке. А вот Дрын, судя по его кислой физиономии, и в самом деле нарочно не взял насос.

Возня с палаткой закончилась, но Дрын не отошел, так и мялся рядом с Марьяшей, словно хотел о чем-то еще поговорить, да не знал, как начать разговор. Или не хотел его затевать при Бобе, выжидал, пока детинушка отвалит.

Марьяша не стала заморачиваться и выяснять, что Дрыну нужно. У нее давненько наметилась проблема… Она расшнуровала высокий ботинок, стянула с ноги. Так и есть, натоптала мокрую мозоль приличного размера, и та уже лопнула, загадив носок сукровицей. Надо заклеить пластырем из аптечки, тогда сможет идти… Наверное. Опыт хождения на длинные расстояния она имела минимальный, тем более в такой обуви.

Эти ботинки – новенькие, ненадеванные – принадлежали Лизе. Марьяша их позаимствовала из шкафа сестры вместе с брюками и курткой защитного цвета. Рассудила, что Лиза не обидится, коли уж шмотье и обувь нужны для ее спасения. Да хоть бы и обиделась, все равно босоножки и платье Марьяши для похода решительно не годились.

Ботинки были хороши: прочные и легкие. Но не размятые, и левый натер ногу. Хотя, если бы не этот вот плешивый паразит, – может, и не натер бы.

– Полюбуйся. Твоими молитвами, между прочим.

– Че я-то?! – наигранно удивился плешивый паразит. – Я те че, сапожник?

– А кто кругами нас по болоту водил? Моя мама дебилок не рожала, так и знай… Второе тебе предупреждение. Третье будет не словами. Ты, кстати, не левша ведь вроде?

– Че ты гонишь-то?! С какого хера левша? Ты про че ваще?

– Боба, когда я сделаю так, – она указала пальцем на Дрына, – и скажу: «Третье предупреждение!», сломай ему палец. На левой руке. Ты знаешь, какая рука левая? Или… Боба, прекрати!!!

Боба прекратил. Но Дрына не выпустил. Тот пытался разомкнуть могучие объятия, но без успеха.

– Ты же сделала, – удивился Боба. – И сказала…

Его громадный лоб мыслителя собрался в морщины, Боба искренне недоумевал, что не так.

Марьяша выдохнула, вдохнула, заговорила медленно и раздельно:

– Боба, ты ломай, когда я в ДРУГОЙ РАЗ покажу вот так и скажу «Третье предупреждение!», а пока… Боба-а-а!!!

Хрусть! – мизинец встал под прямым углом к кисти (кстати, к правой). Дрын широко распахнул рот, а лысина побагровела так, что пятна лишаев стали на ней почти не видны. Но заорал не сразу, и Боба успел запоздало уточнить: