…Но теперь все будут говорить об этом так, будто она, и правда, ждала этого предложения. Трудно было придумать что-то более отвратительное!

Общество ведь ради развлечения всегда предпочтет скучной правде пикантную ложь.

— Мы с девочками решили, что не будем теперь танцевать с этим гроу ни за что! Говорить такое никому не позволительно! Но, ты знаешь, Джованна, Лучиана и Паола — отказались! Ну, от Паолы-то я другого и не ожидала, но Лучиана, вот ведь подлая…

Фрэн взахлеб принялась рассказывать подробности бойкота, который разделил девушек на карнавале на два лагеря, но Габриэль её почти не слушала. Она думала о том, что по вине Форстера снова стала мишенью для светских сплетниц, что теперь только ленивый не будет обсуждать её положение, и называть её «бедняжкой». Девушкой, из-за которой спорили на ящик вина, девушкой, чья цена — дюжина шляпок!

…Милость Божья! Да за что ей такое наказание?

— Ненавижу его! — произнесла она вслух, глядя прямо перед собой. — Ненавижу его! Ненавижу! Фрэнни?

Она накрыла руку кузины своей ладонью, и глядя почти умоляюще, произнесла:

— Приходи завтра к нам на чаепитие? Отец пригласил этого Форстера, и я не знаю что делать! После всего этого я не смогу сидеть с ним за одним столом! И уйти нельзя.

— Ох, милая! Знаешь, я как-то его побаиваюсь… А кстати! Если взять Федерика и…

Габриэль схватила её за руку и воскликнула, не дав договорить:

— Точно! Давай пригласим их всех! Уж я-то знаю, как Форстер ненавидит капитана Корнелли! Их трое, а он будет один!

И Франческа идею с восторгом поддержала.

А вот сегодня утром вся затея с чаепитием, на котором сойдутся этот гроу и капитан Корнелли с друзьями, стала казаться Габриэль очень глупой. Собрать врагов за одним столом — мало ли чем такое может закончиться. Не хватало ещё, чтобы получился скандал или какая-нибудь перепалка. Поэтому в душе она очень надеялась, что после вчерашнего Форстеру всё-таки хватит благоразумия не приходить.

Но… она ошиблась.

Форстер явился точно в срок, даже чуть раньше, с коробкой из кондитерской мэтра Эспозито, в которой оказались самые дорогие пирожные, какие только можно было купить в столице.

Встречей и приёмом гостя занялся синьор Миранди. Он, прихватив бутылку лимонного ликёра, тут же повёл его в свой кабинет показывать монографию по туземным обычаям Бурдаса и свою коллекцию оружия, а пирожные перепоручил Кармэле.

Габриэль встречать гостя не вышла.

Она пряталась в своём саду, срезая засохшие цветы, и очень надеялась, что спасительная помощь в виде Фрэн, её кузена, и капитанов Моритта и Корнелли явится до того, как ей придется выйти к столу. Но помощь медлила, а через некоторое время на дорожке появились Форстер и синьор Миранди, направляясь в беседку, и отец принялся махать ей рукой. Габриэль вздохнула и пошла к ним.

Она ничего не скажет этому гроу. Не смотря даже на то, что после вчерашнего рассказа Фрэн, её ненависть к Форстеру достигла своего апогея.

Как и просил отец, она будет вежливой.

Она будет молчать и вести себя безразлично…

Она будет односложно отвечать на его вопросы…

Она не будет на него смотреть…

…Пречистая Дева дай мне сил!

Может быть, тогда он, наконец, поймёт, что ему здесь не рады. И она очень надеялась, что это чаепитие станет её последней встречей с Форстером.

— Синьорина Габриэль, — он церемонно поцеловал её руку, — рад вас видеть. Надеюсь, вам понравился вчерашний маскарад?

— Да. Очень. Было чудесно, — ответила Габриэль, сделав вид, что не заметила издёвки, прозвучавшей в его словах.

Она присела, стараясь смотреть на сад, всем своим видом показывая спокойствие и благоразумие, и пряча под столом руки, которые терзали батистовый платок. Впрочем, синьор Миранди занял всё внимание гостя, задавая ему один вопрос за другим, и тот вынужден был отвечать.

Габриэль сделала два глотка, а к пирожным даже не притронулась. Все её силы ушли на то, чтобы ничем не выдать тех страстей, что бушевали у неё внутри.

Она невольно слушала рассказы Форстера, разглядывая узор на чашках, и в другое время отметила бы, что рассказчик он прекрасный. В этот раз в его историях не было никаких кровавых подробностей, наоборот, в паре мест ей даже хотелось рассмеяться, но она подавила улыбку усилием воли. Не стоит давать ему повода думать, что он хоть немного ей интересен.

— Синьор Миранди, с моей стороны как-то невежливо, я ведь обещал Габриэль посмотреть её сад, а мы всё говорим о кинжалах и ружьях, — внезапно произнёс Форстер, — вы будете не против, если ваша дочь покажет мне предмет своей гордости, а затем мы продолжим нашу беседу?

Габриэль чуть чашку не выронила из рук.

…Вот же подлец!

— Разумеется! — воскликнул синьор Миранди. — Вы правы, она очень им гордится. Его заложила ещё покойная синьора Миранди. Жаль будет с ним расставаться. Элла, покажешь сад нашему гостю? А я отдохну немного тут, что-то снова колено побаливает…

И Габриэль на это даже разозлилась — колено у него вовсе не болело, он просто не хотел мешать дочери общаться с гостем.

Форстер подал ей руку, но она сделала вид, что не заметила этого жеста. Быстро выскользнула из кресла и раскрыла зонтик, стараясь укрыться в его тени не столько от заходящего солнца, сколько от внимательного взгляда гостя.

— Вы сегодня очень неразговорчивы, синьорина Миранди, — произнес Форстер, когда они отошли от беседки на несколько шагов.

— Всё, что я хотела вам сказать — я сказала вчера, включая просьбу не приходить, — отрезала она. — Но вы, разумеется, проигнорировали её. И почему я не удивлена?

— Да, вы много всего сказали вчера… не соответствующего этикету. И я не забыл, что вы ещё обещали надеть мне на голову ваш десерт, если я приду сегодня. Но всё равно я пришел. И даже принес запасной десерт… на всякий случай, — улыбнулся Форстер.

— Но вы всё равно пришли! Вы бы не были столь беспечны, мессир Форстер. Кто сказал, что я не сдержу своё обещание? — ответила Габриэль с вызовом.

…Зачем он её дразнит? Как можно быть таким навязчивым?

— Если это поможет вам простить меня — то я не против, — произнёс он с какой-то странной улыбкой.

Вообще сегодня он был странный. За всё время чаепития Форстер не сказал ни одной колкости, он был деликатен в выражениях и подчеркнуто вежлив, как истинный южанин. И не зная, что он за человек на самом деле, легко было бы обмануться.

— Прощу? Вас? — удивилась Габриэль. — За коробку пирожных? Или, может, у вас припасена ещё дюжина шляпок?

— Я не хотел обидеть вас, синьорина Миранди. Уж поверьте, действительно не хотел. И мне жаль, что всё так получилось, — произнёс он тихо.