– Почему днём шли?

– Взяли в двух километрах от границы. Все переодеты в нашу форму.

– Что ещё можете сказать по делу?

Начштаба и комиссар погранотряда досадливо смотрели на Михаила. На глазах выслуживается, а ведь мог бы и доложить! Сколько же времени служим вместе…

– Днём относительно всё спокойно, если не считать самолётов-нарушителей. По ночам немцы на самом деле подтягивают технику к границе. Местных жителей на той стороне предупредили: если начнут паниковать, расстреляют сразу на месте. Наша агентура проявляет выдержку и пытается выявить дату, время и место готовящейся вооружённой провокации.

Оба генерал-лейтенанта внимательно посмотрели на Елизарова. Баданов думал, что он далеко не глуп. Уловил настроение Колосова. И капитан лоялен, высказав мысли только ему. А владеет обстановкой гораздо лучше начальства. Колосов схватился за брошенную соломинку: «провокация», стараясь сохранить лицо. Хоть кто-то здесь разделяет мнение Главного управления.

– Вот вы правильно себя ведёте, капитан! Спокойно и рассудительно. Не то что некоторые, кто манкирует служебными обязанностями, прикрываясь сложной обстановкой на границе. Что у вас творится с дисциплиной? Происшествие за происшествием! Да от ваших донесений просто разит трусостью! Не скрою, до определённого времени мы вам верили, направляли сводки в Генштаб и ЦК партии. И что? Всё оказалось слухами!

Колосов возмущённо стукнул кулаком по столу.

– В общем, так. Приказываю панику прекратить, как и самодеятельную отправку семей на восток[92]. Тем, кто отправил, вернуть обратно! Да немедленно! Для войны между СССР и Германией нет ни причин, ни поводов. А мы пока объективно разберёмся, что на самом деле творится на заставах[93].

Слушая его, Елизаров внешне остался спокоен. Как прав Ненашев, по всем признакам скверна где-то наверху. Баданов подумал, что разведчик может уже ничего не докладывать. Вряд ли сообщит больше, чем в письме. Те же сигналы в Управление погранвойск НКВД по Белоруссии шли и из других отрядов.

Всё, что в его силах, сделано, проект приказа об усилении охраны границы осталось лишь подписать[94]. Остальное начальники отрядов, застав и коменданты должны понять сами и действовать по обстоятельствам[95]. Баданов ошибался, Михаил при личной беседе рассказал гораздо больше.

20 июня 1941 года, пятница

Максим пришёл на встречу заранее, но забрать свой последний заказ в городе успел. Точнее, последнюю звенящую партию.

Капитан прогулялся, старательно вспоминая маршрут, проделанный недавно ночью. О, как к месту слова товарища Ленина: «Промедление смерти подобно», ну а дальше, если кто помнит Ильича, как стратега, следует вечный список архиважнейших объектов любого города.

Друг за другом стояли теплушки под вооружённой охраной, тот самый эшелон с боеприпасами, взлетевший на воздух утром 22 июня после того, как немцы вошли в город. Панов хорошо запомнил причину смерти очень заслуженного немца[96]. По аналогии. Суворов когда-то писал дочке: «Моей лошадке ядрышком полмордочки снесло», а тут случай исключительный, ввиду использования против сынов Фатерлянда колёс разнесённого взрывом вдребезги железнодорожного вагона.

К югу от вокзала находился целый комплекс различных складов, а на путях Максим насчитал цистерн штук сорок. Знакомых логотипов, типа Роснефть, капитан на них не увидел, основные поставки «чёрного золота» на запад шли южнее, но предположил в качестве их содержимого нефтепродукты для местного потребления: бензин, мазут и масло.

Две эстакады нависли над путями, с запада и с востока. Прошлый раз их взорвали немцы в 1944 году, желая на время перекрыть снабжение Красной армии, стремительно двигавшейся вперёд.

Дальше в сторону границы видны стойки домкратов для смены колёсных пар. Двойная колея русского и европейского стандарта пролегала между Тересполем и Брестом, но колёса меняли лишь под вагонами с пассажирами поезда «Москва-Берлин»[97]. Ещё ближе к границе – таможня и пропускной пункт пограничников.

Работы непочатый край! Оставлять железнодорожный узел немцам – непозволительная роскошь, но пусть проблемой займётся разведчик.

Около десяти утра Ненашев дождался Елизарова на ажурном пешеходном мостике над путями.

– Как идёт охота?

Максим гордо вытянул шею и скрестил руки на груди.

Елизаров фыркнул. Тоже мне, нашёлся Чингачгук – Большой Змей.

– Вот смотрю я на тебя иногда – одна моль в голове.

– Не надо! – внушительно погрозил указательным пальцем Максим. – У меня там одни тараканы!

– Хорошо, пусть будут тараканы, – устало улыбнулся пограничник, – ловим больше чем хотим, но меньше чем надо. На допросах они утверждают, что немцы ждут какого-то особого сигнала. Спасибо тебе за мосты. Данные подтвердились, и Баданов помог.