Но нет, она не сломалась. Панна внимательно посмотрела на Ненашева и, как обычно, прикоснулась к волосам. Максим перевёл дух. Критическая точка пройдена, и капитан подал ей небольшую коробочку.

«Хоть что-то». Чесновицкая немного успокоилась.

– Завтра будет слишком поздно. Остальное обещаю потом.

Да, странная штука жизнь: вместо удара по лицу ты получаешь поцелуй.

– Почему завтра уже поздно?

– Потому что я знаю всё наперёд. Мне можно верить. Ну, я пошёл. Скоро твоя мама вернётся. Сможешь по-женски ей всё объяснить? Я и так чуть не сошел с ума.

Максиму неожиданно захотелось уйти и не причинять ей боль.

«Почему он убегает, боится остаться?» Слёзы почти сразу высохли.

Майя раздраженно посмотрела на разложенное перед русским оружие. Похожий пистолет перед войной выдали отцу. И как Максим в своей решимости похож на него! Она не заметила, что первый раз поставила кого-то вровень с отцом.

Так вот почему он торопится! Представлять, как Ненашев лихо рубит головы немцам, она давно не могла. Хватило тех картинок на плакатах в Варшаве. Иллюзии исчезли в прошлый раз. Он, как и отец, хочет отправить её подальше от границы. Будто именно её Гитлер гонит на восток.

«Навстречу восходящему солнцу, – подумалось ей. – Нет, я не хочу больше никого терять».

Сердце защемило, но она взяла себя в руки и постаралась улыбнуться. Каким-то чудом ей это удалось.

– Ты встретишь бошей прямо здесь?

– Давай не будем рыдать, плакать или стонать. Это мои люди и мой батальон.

– Тогда если ты теперь мой муж, то будь ласков хотя бы погулять со мной на свадьбе. Или ты собираешься поберечь силы? Так что прошу пана!

Одинокий рыцарь, вышедший со своим отрядом биться против огромного дракона. Но в глазах Максима не было одержимости, лишь холодный расчёт. Он обязательно выживет или, по крайней мере, знает, как это сделать.

Чесновицкая, впрочем, теперь уже Ненашева, постепенно успокоилась.

В ответ её капитан шутливо, двумя пальцами отдал честь. Хорошо, что так закончилось. Повиснет на шее женщина – и сразу легче. Всё же есть в этом времени что-то прекрасное. Во всяком случае, эта девушка первой протянула ему руку ладонью вниз.

21 июня 1941 года, суббота.

До войны 20 часов 15 минут

Утром Максима окончательно разбудило щебетание птиц. Погода стояла тёплая, солнечная, безоблачная и безветренная.

Капитан Ненашев застегнул последнюю пуговицу на гимнастерке. С сожалением посмотрел на девушку, посапывающую на хрустящей простыне, на минуту задержав взгляд на её выступающих грудях и впалом животе. Улыбнулся. Доставлю ей ещё одно удовольствие, оставлю одну, пусть напоследок сладко выспится.

Та, будто слыша мысли мужа, так в истоме изогнулась, что Максиму пришлось несколько минут восстанавливать дыхание. «Ну, мы ночью и раскочегарились! Чуть кровать не сломали».

Наваждение исчезло окончательно, когда подруга выполнила такой поворот на кровати, что бóльшая часть одеяла накрыла её. Теперь она лежала, уткнувшись носом в подушку Максима, обхватив её руками и прижав к себе, будто желая вобрать в себя весь оставшийся после него запах, растворить его в себе. Её спящее лицо излучало покой и абсолютное довольство жизнью.

Панов вздохнул: ему пора, война у него начнётся немного раньше.

Тёща встала спозаранку и успела оторвать лист на календаре, где в стихах «За честь, за свободу» шагали куда-то в 21 июня красноармейцы[104]. И обретённым родственникам предстояла дорога, вот почему Максим быстро уехал в батальон, не желая присутствовать при женских сборах.

Палаточный лагерь встретил капитана тишиной. Даже главный утренний злодей – чёрный раструб-репродуктор – молчал, обесточенный накануне. Отдых, спокойствие и благодать.

Умаялись люди за последние дни. Ещё вчера они лихорадочно расставляли пушки, буквально чувствуя, как над ними нависает зловещая чёрная туча. Справились к девяти вечера, но в одном из дотов до сих пор работает на износ бригада оружейников, обещая дополнительно впихнуть-таки одну пушку внутрь артиллерийского полукапонира.

Подъём сегодня на три часа позже обычного – пусть наконец выспятся, а часов в десять подтянутся на завтрак. Потом – баня. В два часа обед, куда пойдут все заначки из местных деликатесов. Дальше можно бездельничать или до десяти вечера отправиться в увольнение.

Как компенсация за испорченный вечер, приедет кинопередвижка. Фильм обещан не новый, но давно любимый, жаль, редко попадавший в последние два года на экран. По просьбе комбата замполит ездил в политотдел и всеми правдами и неправдами долго выбивал коробки с кинолентой из каких-то закрытых фондов. Слухи, что именно покажут, дошли и до пограничников, решивших обязательно прийти на картину.

Панов сознательно ослабил пружину. Пусть и на короткое время, заранее зная, что бойцы батальона уже записали субботу как самый неудачный день. Ни для кого не секрет – завтра первый официальный выходной у многих в Брестском гарнизоне. Неудачники, отправленные на показные учения, не в счёт. Так почему, товарищ капитан, не разрешить погулять своим бойцам в городе до двух-трёх часов ночи?

Ненашев аккуратным шепотком по «солдатскому телеграфу» пояснил, «почему» и что сам не виноват.

Какая несправедливость! Проверку они сдали на «отлично», но по чьей-то злой прихоти в эту ночь вновь придётся хватать оружие, каски, противогазы и сломя голову нестись в давно опостылевший каждому дот.

Приняв короткий рапорт, что «ничего не случилось, не произошло», Ненашев полез в «скворечник», шугнул наблюдателя и развернул артиллерийскую стереотрубу. Этим утром немецкий берег Максима уже не интересовал, больше хотелось видеть движение на двух дорогах, идущих из Бреста на юг, в сторону полигона.

Спустя десять минут началось! На шоссе стала клубиться пыль, поднятая колёсами бронемашин и гусеницами танков. Максим насчитал до двух рот Т-26, а потом сбился, дорогу окончательно закрыла бело-серая завеса. А из ворот крепости вместо трёх стрелковых батальонов вышло четыре. Половина бойцов с винтовками СВТ и пулемёты тащат ДС-39, а не «Максимы».

Дальше на конной и машинной тяге на полигон проследовала полковая и дивизионная артиллерия. Как-то многовато в сравнении с прошлым разом, не менее трёх-четырёх батарей.

Панов не сомневался, на учение вышли самые опытные и грамотные бойцы. Вся техника исправна. Где-то что-то заранее подкрутили, смазали или просто закрасили.

Нельзя ударить в грязь лицом перед армией, армии – перед округом, а округу – перед могучим Наркоматом обороны. Люди будут суетиться весь день, пока не лягут в сумерках спать в палатках.