я сделал, я больше никогда не смогу держать в руках настоящий меч. Так что какая от меня польза в этом мире?

Мэтью сглотнул и заставил себя ответить:

— Твоя полезность для этого мира не зависит от твоего умения владеть мечом.

— Ну, конечно, — хмыкнул некогда Великий человек. — И кто теперь лжет?

Мэтью не ответил. Просто не смог. Хадсон взял с тарелки последний бисквит, собрал им остатки супа, съел его в два приема и встал.

— Полагаю, пора в гамак, — тихо сказал он, бросив быстрый взгляд на Камиллу. — Спокойной ночи.

Он вышел из камбуза. Спустя еще почти минуту молчания Мэтью не мог заставить себя посмотреть ни на Камиллу, ни на Профессора Фэлла. Решатель проблем счел эту историю из жизни Хадсона неразрешимой, поэтому встал со стула, пожелал обоим спокойной ночи, вышел из камбуза и прошел по коридору к кормовой лестнице. Поднявшись, он прошел через маленькие двойные двери наверху и вышел на палубу. Стояла теплая ночь, легкий бриз наполнял паруса. На корме у самого штурвала висела лампа, а в «вороньем гнезде» горели еще две: одна с красной линзой, освещающая левый борт, а другая с зеленой, освещающая правый.

На палубе было довольно темно, но Луна светила на небе. Пусть она была не полной, она давала достаточно света, чтобы Мэтью мог не споткнуться о моток веревки и не сломать себе шею.

Голова у Мэтью кружилась, как будто он выпил слишком много вина. Он понял, что мог бы сказать остальным, что поднимается сюда, чтобы глотнуть свежего воздуха. Неубедительное оправдание. На самом деле, ему требовалось найти тихое место, чтобы привести свои мысли в порядок вдали от Хадсона и всех остальных. Он дошел почти до носа корабля, затем повернулся к левому борту и так сильно сжал перила, что побоялся преломить их. Впрочем, неизвестно, что победило бы в этой схватке: крепкий испанский дуб или его отчаянные пальцы.

Корабль продолжал грациозно скользить по морю. Волны послушно расступались перед ним, не поднимая сердитых фонтанов соленой воды и не нанося сокрушительные удары по корпусу. Вдали Мэтью увидел огни еще двух кораблей: один направлялся на запад, а другой на восток. На небольшом расстоянии от них виднелась Италия, почти полностью погруженная во тьму, если не считать красноватый свет маяка.

Венеция приближалась с каждым часом. Вскоре Мэтью предстояло увидеть победителя в еще одной схватке. Что выиграет эту битву: его любопытство или желание водить группу кругами? В этой интеллектуальной цепочке был один досадный узел. Мэтью понял, что Сантьяго проинструктировал капитана «Эстреллы» прислушиваться к указаниям Камиллы касательно того, как долго корабль должен находиться в гавани, и приготовиться, как минимум, к месяцу пребывания у берегов Венеции.

Минимум, месяц.

— Черт, — прошипел Мэтью.

— Если бы ругательства только умели решать проблемы, — сказала женщина, тихо подошедшая к нему по палубе сзади, — то никому не понадобились бы ваши услуги, не так ли?

Мэтью чуть не выпрыгнул из собственных сапог… а также из чулок и нижнего белья. Возможно, его достоинство спасло то, что он крепко держался за перила и смотрел в сторону моря на земли римских императоров.

— Ваш друг выживет, — сказала Камилла в ответ на молчание Мэтью.

— Я никогда и не причислял его к покойникам.

— О, нет, причисляли. Каждый раз, когда вы смотрели на него, вам казалось, что ему осталось недолго. Но, думаю, избавление от всего этого очень ему помогло. Потребуется время, чтобы вернуться к себе прежнему, но вы уже видите, что он гораздо лучше ест.

— Он делал это и до сегодняшнего вечера.

— Это я тоже заметила. А еще то, что он поддерживает себя в чистом и опрятном виде. Интересно, что стало причиной этих изменений.

Вы, — подумал Мэтью, но решил промолчать.

— А теперь скажите мне, — улыбнулась Камилла, — что вы собираетесь делать, когда мы доберемся до Венеции.

Мэтью продолжал хранить каменное выражение лица. Камилла прислонилась к перилам и уставилась на далекую землю.

— Если вы собираетесь впустую водить нас всех по кругу, я бы сказала, что это не в ваших интересах. И не в интересах Хадсона. Вы очень умный молодой человек и должны понимать: чем скорее мы окончим поиски, тем быстрее вы оба сможете вернуться домой. Я помню, что у вас есть неотложная веская причина, по которой вы жаждете вернуться в Нью-Йорк.

Не было смысла отрицать очевидное.

— Это так.

— Тогда каков ваш план? Я полагаю, что сейчас самое подходящее время рассказать мне, почему мы едем именно в Венецию.

Она права, — решил Мэтью. Поиски нужно было проводить профессионально. Ведь, чем скорее они с Хадсоном вернутся в Нью-Йорк, тем лучше. К тому же… каким бы безумием это ни казалось, любопытство Мэтью по поводу зеркала росло.

— Владелец первой же таверны, которую я найду, может рассказать нам все, что нужно.

— Почему?

— Я думаю, что Бразио Валериани либо работает на винограднике, либо владеет им. Я также думаю, что на этом винограднике производят Амароне, виноград для которого выращивают только в окрестностях Венеции. Почему я так думаю — долгая история, и я не хочу погружаться в нее, так что вам придется поверить мне на слово.

Камилла никак не прокомментировала это заявление, и Мэтью продолжил.

— Владелец таверны мог бы рассказать нам, где находятся эти виноградники, поскольку его бизнес зависит от Амароне. Валериани мог сохранить свое настоящее имя или изменить его, чтобы отдалиться от своего отца и от его творения. Но это хорошее начало, вы согласны?

— Конечно.

— А теперь вы ответьте мне. — Мэтью повернулся к ней лицом. — Как вам удается всерьез называть себя охотницей на ведьм, если мы оба знаем, что ведьм не существует? Несколько лет назад у меня было дело с женщиной, которую подозревали в колдовстве. Оказалось, что ее просто оговорили злые люди. В этом деле не было никаких дьяволов, кроме людей. И я думаю, что любой, кто выдает себя за колдуна или ведьму, просто сумасшедший, и его реальность спутана. Например, Кардинал Блэк. Он может верить, что у него есть друг-демон, которого никто не видит и который его направляет, но лично я могу вас заверить, что всю грязную работу Блэк проделывает своими руками.

Камилла встретила его обвинения в мошенничестве с легкой улыбкой.

— Конечно, то, что вы называете «грязной работой», делают человеческие руки,